Звезда сыска - [76]

В Москве настал дедушкин черед затосковать горьким образом. За наше отсутствие человек, оставленный управляющим доходными домами дедушки и бабушки, проворовался, был осужден, но дело уже разорил полностью. Дома, кажется, ушли с молотка, но об этом правильнее у дедушки спрашивать.

Дело с моим наследством застряло, не двигаясь ни туда ни сюда. Пенсия за папеньку полагалась маме, она ее и получала. У нас же осталась лишь наша московская квартира, которую, по сути дела, не на что стало содержать. Дедушка впал в такое уныние, что мне становилось порой страшно. И вот тут-то появился Михеич, с которым дедушка не виделся больше десяти лет. Они проговорили день и ночь напролет. Рассказали друг дружке о себе все. А утром, когда я уж встала и готовила им кофе, Михеич сказал, что раз театр мою маму излечил, то отчего бы и деду не попробовать то же лекарство. Он сам собирался ехать с антрепризой в Сибирь, где уже бывал, и находился в полном от тех краев восторге. Труппа не была полностью сформирована, и он предложил деду заново стать актером. Провести сезон в новых краях, а там, глядишь, и жизнь наладится. Дедушка чуть не на сутки впал в раздумья, а через день, посоветовавшись со мной, отправился на актерскую биржу к господину Корсакову, но попросился не актером, а суфлером. Многие пьесы он помнил наизусть, театр знал прекрасно, за рекомендациями дело тоже не стало — тут и одного слова Михеича достало бы, такой у него оказался авторитет — так что место ему предоставили. А месяц спустя мы выехали в Сибирь.

— Что же за проблемы с завещанием? — задумчиво произнес Иван Порфирьевич, когда я умолкла. — Не верю я, чтобы такой образованный человек, как ваш отец, мог к этому вопросу несерьезно отнестись. Уж он-то прекрасно знал, что жизнь военного человека всегда подвержена опасности, и должен был позаботиться о близких ему людях, на случай… Боюсь, без взяток тут дело не обошлось.

43

В последующие дни уж и не знаю, где я бывала чаще: в театре или в полиции. Все мои рассказы пришлось повторить еще на раз для записи в протокол. Притом меня, можно сказать, замучили в связи со случившимся на Юрточной горе, а про все остальное почти и не спрашивали. Я, конечно, обратила на это внимание и спросила о причинах.

— Видите ли, Даша, — нехотя и грустно ответил Дмитрий Сергеевич, — дело складывается таким образом, что мы не можем предъявить Микульскому обвинение в убийстве трех человек в театре. Тут ваших показаний недостаточно, потому как, кроме той тени, вы ничего и не видели, а все остальное лишь догадки, которые суд даже выслушивать не станет. Тут нужны наисерьезнейшие улики. Если бы удалось найти револьвер… Но о нем обвиняемый молчит. Он и обо всем остальном молчит. Незачем ему сознаваться, и он это прекрасно понимает. И скажу прямо, есть у него шанс выйти сухим из воды, даже по эпизоду на Юрточной горе. Но тут уж от нас с вами многое зависит.

— Так куда же мог тот револьвер подеваться?

— Скорее всего, преступник от него избавился, выбросил в реку, что самое простое и правильное.

— Не похоже.

— Отчего вы делаете такие заключения?

— Он не побоялся очень долго оставаться на виду у всех. Может, не побоялся и пистолет не выбросить, а спрятать?

— Может быть, может быть, — задумчиво произнес следователь, — но и об этом, кроме как от него, и узнать не от кого. Я уж вам говорил, что Михеича и сам знал. Да и сама моя должность обязывает сделать все, что возможно, чтобы ни одно преступление не осталось безнаказанным. Но без прямых улик нам даже думать об этом не приходится.

Мне стало неуютно на душе от такого расклада дел. Как же так, убили трех человек и ничего невозможно доказать? И я сказала о том, о чем мне меньше всего хотелось говорить:

— Тогда в театре револьвер не нашли и, скорее всего, его не могли вынести из театра…

— Вы хотите сказать, что кто-то помог Микульскому его спрятать? Что у него был сообщник? — понял мои мысли Дмитрий Сергеевич. — Мы тоже приходили к такому выводу. Не оставили без внимания и тот факт, что Микульский оказывал знаки внимания госпоже Никольской и пользовался в этом вопросе некоторой взаимностью. Мы с ней беседовали, уж не стану называть это допросом. Она рассказала, что познакомилась с ним еще в Москве и даже навела по его просьбе некоторые справки. Но утверждает, что тот ей ничего в театре не передавал. Тем более оружия. Мне показалось, что она неравнодушна к Микульскому, уверена в его порядочности и невиновности, но вполне искренна.

— Простите.

— Не стоит извиняться. Вам вполне дозволительно выказывать некоторые сомнения в нашей компетентности. Особенно после нашей промашки.

Он отошел к окну, смотрел некоторое время на снег, за ним идущий, и мне даже стало его немного жаль: столько сил было истрачено, но результат все равно получался не самым правильным.

— Да, чуть было не забыл, — повернулся он в мою сторону. — Михаил сейчас занят, но он о своем обещании рассказать вам о поимке преступника мне сообщил. Хотя рассказывать тут особо и не о чем. Описание вы дали точное, так что мы, при всех наших сомнениях, нашли нужный дом без труда. У соседей узнали, что человек, соответствующий нашим описаниям, действительно уже несколько дней живет в том доме. Я расставил людей таким образом, чтобы у преступника не было никаких возможностей сбежать. А затем мы вошли в дом. Микульский еще спал, а потому проблем никаких не возникло. В первый миг он выказал удивление и страх, но тут же взял себя в руки и стал изображать полнейшее недоумение и невиновность. Но не оказывал никакого сопротивления, позволил арестовать себя и отвезти в город. Вот и все, совсем ничего героического и просто интересного.