Звезда по имени Галь. Земляничное окошко - [132]

В тот день, когда вернулась моя жена с детьми, у нас хлопотала целая артель рабочих: сносили зверинец и лабораторию. Всех подопытных мутантов еще раньше усыпили, биоускоритель и прочее лабораторное оборудование разобрали. Пусть не останется ничего такого, что потом дало бы повод как-то связать внезапное появление планерят со мной и моим ранчо. Через считанные недели планерята наверняка научатся существовать вполне самостоятельно, и у них сложатся зачатки собственной культуры. Тогда им можно будет уйти с моей земли — и тут-то я позабавлюсь.

Жена вышла из машины, поглядела на рабочих, торопливо разбиравших остов зверинца и лаборатории, спросила с недоумением:

— Что тут творится?

— Я закончил работу, эти постройки больше не нужны. Теперь я напишу доклад о том, что показали мои исследования.

Жена испытующе посмотрела на меня и покачала головой.

— А я — то думала, ты это серьезно. Написать бы надо. Это был бы твой первый ученый труд.

— А куда делись животные? — спросил сын.

— Я их передал университету для дальнейшего изучения, — солгал я.

— Решительный мужчина наш папка! — сказал сын.

Через двадцать четыре часа на ранчо не осталось и следа каких-либо опытов над животными.

Если, конечно, не считать того, что рощи и леса кишели планерятами. По вечерам, сидя на террасе, я их слышал. Они пролетали в темной вышине, и до меня доносились болтовня, смех, а порой и любовный вздох. Однажды стайка их медленно пересекла диск полной луны, но, кроме меня, никто ничего не заметил.

Каждый день я ходил в первый лагерь планерят навестить старшего самца — он, видимо, утвердился как вожак всех семей. Он заверял меня, что планерята не отдаляются от ранчо, но и жаловался: дичи становится маловато. В остальном все хорошо.

Планерята-мужчины вооружились маленькими копьями с каменными наконечниками и оперенными древками и метали их на лету. По ночам они сбивали этим оружием с насеста спящих воробьев, а днем убивали самую крупную дичь — кроликов.

Женщины теперь украшали голову пестрыми перьями сойки. Мужчины носили голубиные перья, а иногда набедренные повязки из кроличьего меха. Я кое-что почитал и научил их примитивным способом дубить беличьи и кроличьи шкурки: пригодятся для древесных жилищ.

Жилища эти строились все искусней: стены и пол ловко сплетены из прутьев, кровля — плотно уложенная дранка. Снизу по моей подсказке домики отлично замаскированы.

Чем дальше, тем больше восхищался я своими малышами. Я мог часами смотреть, как взрослые — и мужчины и женщины — играют с детьми или учат их летать. Мог просидеть целый день, глядя, как они строят древесный домик.

И однажды жена спросила:

— Что ты делал в лесу, наш великий охотник?

— Отлично провел время. Наблюдал всяких лесных жителей.

— Вот и наша дочь тоже.

— То есть?

— У нее сейчас в гостях двое.

— Кто двое?

— А я не знаю. Ты-то сам их как называешь?

Перемахивая через три ступеньки, я бросился вверх по лестнице и ворвался в комнату дочери.

Она сидела на кровати и читала книжку двум планерятам. Один широко улыбнулся мне и сказал по-английски:

— Привет, король Артур!

— Что тут происходит? — спросил я всех троих.

— Ничего, папочка. Просто мы читаем как всегда.

— Как всегда? И давно это тянется?

— О, уже сколько недель! Когда ты первый раз пришел ко мне в гости, Пушок?

Нахальный планеренок, который назвал меня королем Артуром, улыбнулся ей и, словно подсчитав, повторил:

— О, уже сколько недель!

— Но ты их учишь читать!

— Ну конечно. Они очень способные и очень благодарны мне. Папа, ты ведь их не прогонишь? Мы с ними очень любим друг дружку. Правда?

Планерята усиленно закивали. Дочь опять обернулась ко мне.

— А знаешь, пап, они умеют летать! Вылетают из окна — и прямо в небо!

— Вот как? — язвительно осведомился я и холодно посмотрел на обоих планерят. — Придется поговорить с вашим вождем.

Внизу я напустился на жену:

— Почему ты мне не сказала, что творится в доме? Как ты могла разрешить это знакомство и не посоветоваться со мной?

У жены стало такое лицо… уж и не знаю, когда я видел ее такой.

— Вот что, милостивый государь. Вся твоя жизнь для нас — секрет. Так с чего ты взял, что и у дочки не могут завестись свои маленькие секреты?

Она подошла ко мне совсем близко, в голубых глазах сверкали сердитые искры.

— Напрасно я тебе сказала. Я ей обещала не говорить ни одной живой душе. А тебе сказала — и вот, не угодно ли! Носишься по всему дому, как бешеный, только потому, что у девочки есть свой секрет.

— Хорош секрет! — заорал я. — А ты не подумала, что это может быть опасно? Эти зверюшки чувственны сверх меры, и…

Я запнулся, настало ужасное молчание. Жена посмотрела на меня с язвительной, недоброй усмешкой.

— С чего это ты вдруг стал таким стражем добродетели, прямо как евнух при гареме? Они очень милые, ласковые создания и совершенно безобидные. Только не воображай, будто я не понимаю что к чему. Ты сам же их вывел. И если у них есть какие-нибудь нечистые мысли, я уж знаю, откуда они их набрались.

Я вихрем вылетел из дому. Вскочил в джип и понесся в дубовую рощу.

Вождь наслаждался жизнью. Прислонясь спиной к стволу, он уютно расположился под дубом, в ветвях которого скрывался его домик; одна из женщин жарила для него на маленьком костре воробья. Он приветливо поздоровался со мной на языке планерят.