Только чтобы денежка с самоходок шла непрерывным потоком, нужно их очень быстро загружать и разгружать, так что Василий Иванович Якимов был вынужден рабочих на свой заводик набрать вдвое больше обычного: заказ мой "штатным персоналом" он в срок выполнить не мог. Простой такой заказ, на двенадцать сотен ящиков-контейнеров. Ну а я занялся изготовлением простых подъемников на колесиках. Конструкция "контейнера" была примитивной — дно как у привычного европоддона, только без досок снизу — и подъемник просто закатывался под ящик. Ну а потом колесики на винтах "опускались" — и ящик с тонной груза легко мог катить один грузчик. Понятно, что по ровному месту — ну а для того, чтобы поднять его по пандусу в носу баржи, требовалось уже человек шесть — или лебедка на дебаркадере. Дебаркадеров с лебедками я выстроил восемь штук, но оказалось, что мужики работают быстрее, чем лебедка…
Великое дело — привычка. За год с небольшим получилось — фактически не задумываясь — выстроить пару заводов, причем очень даже современных. Денег миллионы получить — но все это делалось именно "по привычке". Привык я за последние дет двадцать (или сорок?) все время что-то делать, да и ни в чем себе не отказывать тоже привык. Но главное — привык к тому, что самые денежные поляны стоят еще пустыми, и всё, что требуется — это зайти на них и нагнуться, чтобы денежки подобрать. И по сути дела именно этим я и занимался — приходил, наклонялся, собирал деньги… и всё.
Ну, не совсем всё: вокруг меня были люди, которые для меня дороги — и им я тоже старался устроить более счастливую жизнь. Даже не так: им я старался устроить более счастливую жизнь, потому что они-то всяко не виноваты, что мое счастье уже ушло навсегда… Ну а то, что для счастья людям нужны деньги — это и так понятно. Если же знать, где много денег просто так валяются — почему бы эти деньги для счастья близких и не использовать?
Наличие в городе довольно грамотных рабочих и очень небольшая зарплата на французском заводе позволило мне планы даже перевыполнить — второго августа на воду сошла двенадцатая самоходка — и потраченные за лето на строительство заводов почти два миллиона к концу навигации мне почти полностью и вернулись. Не совсем, тысяч двести пришлось "добирать" со стекольного производства — на эту сумму был подписан контракт с "Мюром и Мерилизом" на поставку елочных игрушек. Так что год тысяча восемьсот девяносто девятый прошел хорошо.
Причем — гораздо лучше, чем "раньше" не только для меня, но и для Дарьи. С ней у меня отношения сложились даже более близкие, чем в прошлые разы — видимо моя "простота нравов" и очевидная, но очень "неуклюжая" забота о Векшиных поставила меня в ее глазах на позицию "доброго неумехи", о котором нужно заботиться как и о детях, и она относилась ко мне — дома, конечно — как "слишком заботливая тетка". Разве что не проверяла, не забыл ли я шарф завязать и варежки надеть. Откровенно говоря, такая заботе все же не угнетала, а радовала, и я старался в свою очередь и ей разные радости причинять. А где-то в конце сентября я очень вовремя вспомнил ее "прежние" страдания — и выгнал ее "в отпуск" на месяц:
— Дарья, я должен тебе сказать, что лучше тебя домоправительницы не было и не будет. Но ты, мне кажется, слишком усердно работаешь, и тебе нужно отдохнуть. Поэтому отправляю тебя домой, на месяц.
— Так, Александр Владимирыч, разве это работа? — на "имя-отчество" она переходила, если искренне считала, что я в чем-то категорически не прав. — Сготовить что — одно удовольствие, а за детишками присмотреть — кто же это за труд-то возьмет?
— Дарья, теперь послушай меня внимательно. Мне тебя этот месяц будет очень сильно не хватать, и детишкам — тоже будет не хватать. Но у меня предчувствие: ты должна весь следующий месяц жить у себя дома, в Царицыне. Больше скажу: на базар или в магазины ходить тебе можно только с восьми утра до полудня, а все остальное время тебе нужно сидеть дома. И если ты меня не послушаешь, что предчувствую я что-то очень плохое, а если все, как я сказал, сделаешь, то все наоборот будет хорошо.
— А что плохое-то?
— Не знаю. Но что-то очень-очень плохое…
Вообще-то мне про "что-то очень плохое" Димка как-то рассказывал: у Дарьи родственница какая-то в Сарепте "девочкой", то есть горничной, служила, а хозяева ее в октябре выгнали. Девушка пешком — и босиком — отправилась в Царицын к тетке, по дороге простыла. А так как Дарьи дома не было, решила, видимо, переночевать на чердаке ее неотапливаемого дома — где ее через день соседи и нашли… На этот раз Дарья девочку — насквозь простуженную — сразу приволокла ко мне домой, где с помощью обычного аспирина ее удалось вылечить.
Дарья, которая обычно вела себя в отношении меня как сварливая тетка, то есть сугубо по-родственному, тут неожиданно буквально бухнулась мне в ноги с просьбой взять девицу к себе горничной. Дарью пришлось с колен поднять, а девицу — назначить этой самой горничной. В надежде, что все останется по-старому, разве что на кухне поразнообразнее будет — все же за последние сорок с лишним лет пироги потихоньку начали приедаться…
