Звезда - [54]

Юсупов поставил перед Наташей сковородку с шипящими блинами.

— Верно делаешь, Наташа, — значительно сказал Ермошев.

— Только не зазнавайся да нас не забывай, — вставил Глущиков.

К землянке подошли оба Каряги и молча стали в сторонке. Так они и стояли рядом, как и в первый день.

Наташа вглядывалась в знакомые лица, такие близкие, совсем прежние и все-таки изменившиеся в чем-то. Может быть, просто туже заправлены гимнастерки? Нет, не то. Все батарейцы загорели и поправились в обороне (все, кроме повара). Нет, и это не то. Стали будто стройнее и будто плечи у всех развернулись шире. Или только кажется так? В каждом было что-то необычно строгое.

И наконец она поняла: она впервые видела своих батарейцев с погонами!

— Поздравляю, товарищ старшина, — сказала Наташа Ермошеву.

— Да, повысили. Командиром взвода теперь. Да вот и Каряги наши стали сержантами. — Ермошев посмотрел в сторону кухни, около которой уже снова возился Лапта. — А Борис медаль получил. Только носит ее на изнанке рубашки, чтоб не коптилась.

И батарейцы стали рассказывать Наташе все батарейные, полковые и дивизионные новости: и о том, что мать Глущикова наконец-то подыскала ему в Пензе тридцатилетнюю невесту, рябую, но добрую и «на все согласную», и о том, что капитан Никитин служит теперь в штабарме, и о том, что дрались за Вязьму «мы», а в город вошли части соседней дивизии и потому «они», а не «мы» стали гвардейцами.

Когда Наташа собралась уходить, Топорок потянул ее за рукав и, отведя в сторону, тихо спросил:

— Ты теперь в штабе. Может, слышала: скоро ли пойдем в наступление? До дома моего — рукой подать.

* * *

Под пригорком дымился костер. У огня толпились бойцы с ложками и котелками. Перегабрин остановился и показал на пенек:

— Медникова обождем. Не хочется мне опять без него в роту являться.

Перегабрин достал из планшетки вчерашнюю газету и расстелил на пеньке:

— Садитесь.

Сам он прилег прямо на землю, рядом с пеньком.

— Вот они, разведчики наши!

Пенек был заслонен двумя соснами, и разведчики не замечали ни Перегабрина, ни Наташи. Зато лица разведчиков, склоненные над костром и освещенные снизу, отсюда были ясно видны.

— Разорвался это, значит, рядом снаряд, и бухнулся я в яму, — с напускной веселостью рассказывал нескладный, долговязый паренек, весь в рыжих веснушках. — Лежу и кричу: «Убило меня насмерть!..».

Перегабрин толкнул Наташу локтем:

— Хитер этот Попрышкин! Боится, что над ним смеяться будут, сам хочет опередить…

— Спасибо, подползает лейтенант Аршинов, шепчет: «Жив ты, Попрышка, честное слово жив!» Взял лейтенант да и ущипнул меня за правое ухо, — рассказывал Попрышкин. — Тут поверил я, что не умер, вскочил да прямо в немецкую траншею.

— Всего неделю, как из Кемеровского училища он, — шепнул Перегабрин Наташе. — Да и все тут они зеленые. Вот только командир…

В стороне от костра стоял коротконогий, крепко сколоченный лейтенант и внимательно, немножко насмешливо разглядывал Попрышкина. Над светлыми, словно выцветшими от солнца глазами торчали короткие брови, похожие на спелые колосья. Из-под пилотки выбивалась ржаная густая прядь волос.

— Обрадовался Попрышкин, что жив, и раньше сигнала в траншею прыгнул, — сказал лейтенант.

— А ему с перепугу рассудок отшибло, — вставил один из разведчиков.

— Всюду ты, Ревякин, свой язычок суешь! — огрызнулся Попрышкин.

Ревякин сидел на корточках перед котелком и весьма успешно расправлялся с гороховым супом.

— Прыгнул раньше сигнала, из-за этого вся операция сорвалась, — продолжал Аршинов. — Выходит, в разведке к смелости расчет добавляй. И еще одно замечание: зачем вы ко мне теснитесь? Цепью нужно итти.

— Товарищ лейтенант, да вы очень уж прочный какой-то, около вас не так боязно, — признался Попрышкин.

— Говорят про вас, товарищ лейтенант, что вы очень удачливый, — снова вставил Ревякин, — вроде как завороженный, и пули вас будто бы не берут.

— Удачливый? Это пожалуй, — уверенно усмехнулся Аршинов. — Но удача каждого полюбить может. Только не трусь да рассчитывай.

Неловкий Попрышкин все еще возился с концентратом горохового пюре. То пюре подгорало, то Попрышкин наливал слишком много воды и суп бежал через край, заливая костер.

— А ты соли горсти две добавь, — не унимался Ревякин. — Больше супу получится. По твоей комплекции котелок вроде как ложка чайная.

— Если твой штык будет колоть не хуже языка, славный ты будешь воин, Ревякин! — обрезал его Аршинов.

— Товарищ лейтенант, а когда снова в разведку пойдем? — спросил Попрышкин, чувствуя поддержку командира.

— А вот когда гороховый суп-пюре варить научишься. Без этого солдат — не солдат, да будет тебе известно.

По дороге застучали копыта.

— Едет, наконец-то! — вздохнул Перегабрин.

Из-за поворота дороги вылетел конь.

Медников спрыгнул на ходу:

— Заждались?

Разведчики заметили теперь и начальника и Перегабрина с Наташей. Они вскочили, поспешно оправляя костюмы и подтягивая капюшоны.

Медников, Перегабрин и Наташа подошли к костру.

— Рота, смирно! — крикнул Аршинов. — Товарищ старший лейтенант! Разведрота в составе…

— Хорошо. Садитесь. Вот к вам переводчика привел.

Разведчики повернулись в сторону Наташи. Попрышкин расстелил плащ-палатку и знаком пригласил Наташу к огню.