Зверинец Джемрака - [14]

— Тим меня запер, — признался я.

— Я хотел вернуться, но потом забыл!

В эту минуту я возненавидел Тима.

— Он нарочно это сделал.

— Вовсе не нарочно. — Лицо у него пошло красными пятнами.

— А вот и нарочно.

Он разревелся.

— Тим! — строго произнес Джемрак.

— Пожалуйста, мистер Джемрак, не увольняйте меня, — обреченно взмолился Тим, — я ничего такого не хотел!

— Значит, ты действительно запер этого мальчика на ночь в лавке?

— Я просто пошутил.

Услышав это, Джемрак вышел из себя — в первый и последний раз, на моей памяти.

Его тонкие губы напряглись и задрожали. Джемрак взревел от ярости. Он кричал, что Тим — дурной мальчик, нехороший, жестокий мальчик, что он закончит свою жизнь на галерах и так ему и надо!

— А теперь убирайся вон и обратно не возвращайся! Вечно хочешь доказать, что ты тут самый главный, да? Все, с меня хватит! — Тут он приподнял меня и посадил к себе на колено.

К этому времени я уже начал жалеть Тима. Тот умолял, хныкал. Лицо его искривилось в гримасу. Он просил прощения, говорил, будто не ведал, что творил, обещал больше никогда, никогда-никогда такого не делать.

— Уйди, Тим! — Джемрак дотронулся до шишки у меня на лбу. — А это откуда?

— Темно было, я упал.

Тим стоял у двери, бессильно опустив руки, по щекам его катились слезы.

— Я отдам тебе подзорную трубу, — всхлипывая, произнес он.

— Мистер Джемрак, пожалуйста, не увольняйте его, — попросил я.

Джемрак тяжело вздохнул:

— Почему? Почему я должен его оставить после такого проступка?

— Не знаю, — признался я.

Стало тихо. Слышно было только, как плачет Тим. Взгляд у Джемрака погрустнел.

Балтер успел выйти в коридор, но снова выглянул из-за двери:

— Прибыл человек от мистера Фледжа.

Они приезжали отовсюду: из России, Вены, Парижа. Хитрые и ловкие. Джемрак выругался по-немецки:

— Что ему понадобилось на этот раз? Единорог? Гиппогриф?

Балтер прыснул.

— Где он?

— Во дворе. Слонят смотрит.

— Скажи, пусть подождет, — велел Джемрак и снова вздохнул.

Когда Балтер вышел, мистер Джемрак спустил меня с колена и встал, отряхнув брюки.

— Тим, — обратился он к моему напарнику, — вытри нос и перестань хныкать. Приведи себя в порядок и отправляйся в «Безмозглого матроса». Там ты расскажешь во всех подробностях о том, что ты наделал. Скажи им, что мастер Джаффи ни в чем не виноват и что он вечером вернется на работу. Скажи, что тебя прислал я и что я за Джаффи ручаюсь. Потом сразу беги обратно и приступай к работе.

Тим убежал.

Джемрак взял меня за руку и вывел во двор. «Один момент!» — крикнул он высокому худому господину, который стоял рядом со слонятами. Сбоку в заборе была дверца; хозяин отпер ее, и мы очутились в узком переулке с глухими кирпичными стенами по сторонам. На мостовой между булыжниками росли сорняки. Я видел, как другие дети ходят за руку со своими отцами, но сам еще ни разу не ходил так со взрослым мужчиной, и потому испытал особое чувство. Я даже толком не знал, как зовут моего отца. То ли Андре, то ли Тео — от матушки ничего было не добиться. Он был смуглокожий матрос со стеклянным глазом. В конце переулка стоял маленький дом. Дверь, покрытая облезлой коричневой краской, была нараспашку. Джемрак легонько стукнул в нее костяшками пальцев:

— Миссис Линвер! К вам пациент!

Вытирая о передник запотевшие очки, к нам вышла та самая женщина с испуганным лицом, которая стояла в толпе, в переднем ряду, когда Джемрак спас меня от тигра. Она скользнула по мне близоруким, невидящим взглядом, исполненным изумления и излишнего напряжения, затем водрузила очки себе на нос и пригляделась внимательнее.

— Это же тот самый мальчик, который был с тигром! — воскликнула она, опускаясь на одно колено и беря меня за плечи. Мистер Джемрак рассказал ей в подробностях о том, что произошло, и велел хорошенько накормить меня и отослать домой, чтобы я выспался. — Шкуру с него спущу! Вот мерзавец! — возмутилась женщина, узнав о проделках Тима.

Мистер Джемрак поспешил обратно в зверинец по заброшенному переулку, а миссис Линвер взяла меня за руку и отвела в комнату, где повсюду — на спинках стульев, на столе, на массивной решетке, подвешенной к потолку над открытым огнем, — было разложено и развешано только что выстиранное белье. В продавленном кресле у огня сидел бледный лысый господин плотного сложения и с рассеянной улыбкой строгал деревянную палочку. А еще там была маленькая девочка — та самая, что улыбнулась мне из толпы; она стояла у плиты с ложкой в руках и повернулась к нам, когда мы вошли. С ложки у нее что-то капало. И она опять улыбнулась. То была любовь не с первого, но со второго взгляда. У девочки были прямые светлые волосы, чистое смышленое лицо и грязный передник, а на щеках играли ямочки.

— Ишбель, положи ему каши, — распорядилась мать. — Твой брат — ужасный, нехороший мальчик, — тонким, дрожащим голосом продолжала она, оттирая мне лицо и колени горячей тряпкой. — Понятно, почему старик так привязался к этому пареньку. — Хозяйка прополоскала тряпку. — Он так похож на бедняжку Антона. Упокой Господь его душу!

Светловолосая девочка расчистила для меня место на столе, и я заметил, что ногти у нее изгрызены, а пальцы кровоточат. Она поставила передо мной миску с овсянкой. Я сказал спасибо, и девочка присела в шутливом книксене, приподняв край темно-красной юбочки: «Пожалуйста!» — повернулась ко мне спиной и присела у ног лысого господина. Он был похож на Тима и на девочку — не хватало только обоих побрить налысо, надуть, как шарики, и лишить разума.