Звери у себя дома - [33]

Хорошо приживается норка и на более крупных реках со спокойным течением. Конечно, условия здесь хуже, особенно если есть перекаты, которые зимой промерзают, образуя наледи. Поэтому норка предпочитает типичные таежные речки, неширокие, с быстрым течением, неглубокими плесами, мелкими перекатами и слабо разработанной поймой. Лесистые склоны гор часто опускаются здесь прямо к воде. Островов мало, зато много мелких притоков. Дно выстлано крупной галькой, берега высокие, рыхлые, в воде много плавника, а по берегам — завалов. Примерно такие же условия она находит в старицах и пойменных озерах с захламленными берегами, поросшими лесом.

Летом в таких водоемах норке очень хорошо, зимой — значительно хуже: рыба в таких речках скатывается вниз, а в старицах часто гибнет; обычны наледи, в малоснежные и холодные зимы они тянутся непрерывно на многие километры. Зимой норка, как правило, покидает такие места, оставаясь лишь у омутов и в незамерзающих ключах.

Малопригодны для ее жизни и реки, покрывающиеся сплошным льдом без полыней, а также реки со скальными или заболоченными берегами. Хозяйственная деятельность человека — сплав леса, выпас скота, распашка земель или просто частое появление людей с собаками — тоже не нравится норке. В таких местах ее мало.

В верховьях ключей и истоках рек норки живут лишь в теплый период года, да и то в небольшом количестве. Зимой здесь все перемерзает и закипает в сплошных наледях.

По большинству рек Приморья и Приамурья плотность населения норки непрерывно увеличивалась, достигнув максимума к 1965 году. В 1965–1966 годах в бассейнах Анюя, Хора Кии, Обора, Немпту, Бикина и во многих других местах плотность норки достигала 5–6 особей на один километр берега, а в лучших местах обитания (например, в «разбоях») их водилось до 10–15 на километр поймы. Многочисленным зверек стал даже и в несвойственных ему районах. Школьники ловили норку по заболоченным ручьям, вдоль дороги Хабаровск — Елабуга. Норка обжила старые осушительные каналы на лугах и марях. В сезон 1965/66 года даже малоопытные охотники добывали по 20–30 шкурок в месяц.

Осенью 1965 и 1966 годов я занимался учетом поголовья норки по Хору и Бикину и сейчас уверен, что в те годы мы наблюдали «взрыв» — лавинообразное нарастание численности вида. Это подтверждается и данными промысла. В 1962/63 году на Бикине брали по 7–8 норок с километра поймы, а за сезон добывали до сотни зверьков. В большинстве районов норка вышла на первое, второе или третье места в пушных заготовках, общая стоимость норочьих шкурок достигала 10–14 процентов стоимости всей добываемой пушнины. Все это породило большие надежды, однако за «взрывом» последовало неожиданное и резкое падение численности.

Максимум был отмечен в 1962 году по Анюю и смежным рекам и в 1965 году — по рекам среднего и южного Сихотэ-Алиня. С 1966 года начался спад, о чем красноречивее всего говорят цифры. Уже в 1968 году процент заготовок в сравнении с «пиком» 1962 года составил: по Анюю, Хору, Пихце, Немпту и Обору — 9; по Хору с Подхоренком и Кией — 5; по Бикину — 3; по Большой Уссурке — 14; по верхнему течению Уссури с Арсеньевкой — 22; по восточным склонам Сихотэ-Алиня от реки Ботчи до озера Кизи — 25; от Самарги до реки Джигитовки — 45. Отсюда видно, что спад был особенно резким севернее 45° с. ш.

Колебания в заготовках норки наблюдались и раньше, но не были такими резкими, продолжительными и повсеместными. Причины этого явления до сих пор остаются непонятными. Среди специалистов существует мнение, что мы столкнулись с обычным «перепромыслом», то есть добывали больше, чем позволял естественный прирост. «Перепромысел», конечно, был, но на ограниченных участках и вряд ли может считаться основной причиной. Резкое угнетение популяции норки охватило слишком большие площади, даже и те районы, где норка никогда не промышлялась.

Указывают также на сильные наводнения 1966–1967 годов. Но они могли погубить лишь ослабленных зверьков, и также на ограниченных участках. Как уже говорилось, осенние паводки норке не опасны, так как молодняк в это время уже прекрасно плавает. Когда утверждают, что «наводнения погубили норку», это звучит почти как в басне: «…и щуку бросили в реку».

Причины, вероятно, надо искать в очень высокой плотности населения норки, образовавшейся всего через 30 лет после ее «переезда» в Приморье и Приамурье. Перенаселение для любого вида часто чревато гибельными последствиями: начинаются болезни, падают темпы размножения, повышается смертность. Это весьма характерно для вновь формирующихся популяций «иноземного» происхождения: сначала численность стремительно нарастает, плотность становится чрезмерно большой, а потом наступает резкий спад. И дело тут не столько в нехватке кормов или заразных болезнях. Дело тоньше. В жизни вида постоянно действуют какие-то механизмы саморегуляции, о которых мы знаем пока немного. Мы знаем только, что активность размножения обратно пропорциональна численности вида: с увеличением численности она снижается, на каком-то предельно допустимом уровне размножение может вообще прекратиться. А как все это регулируется, для нас пока загадка.