Зверь - [13]

Долгое время она была принцессой моих снов и постоянно появлялась в них. И, глядя на прекрасного зверя, стоявшего передо мной, с золотисто-красной шкурой и красно-золотистыми глазами, я почувствовал муки старой любви — любви, которая умерла, но все еще была жива.

Леди Леопард смотрела на меня, и ее глаза сверкали, словно драгоценные камни. В них не было угрозы, в них было понимание, в них была любовь. Я выдохнул, не сумев сдержаться: «Миньона!»

Я не предполагал, что она поймет меня, но говорил доброжелательно и ласково. Она плавно вошла внутрь хижины, и, когда она потерлась спиной и шеей о мои колени, словно большая кошка, жаждущая любви, я отложил винтовку и начал гладить ее голову, шею, спину. Она вздрогнула, как от удара током, потерлась о мою руку — и замурлыкала тем долгим низким урчащим звуком, который на кошачьем языке означает любовь. «Я люблю тебя, я принимаю твою любовь».

С этого момента леди Леопард демонстрировала все признаки привязанности, следуя за мной по пятам, терлась о мои ноги, требуя ласки. И все же временами мне казалось, что это не более чем прелюдия к смертоносной атаке, — так кошка играет с мышью, готовая расправиться с ней, когда придет время.

В тот же вечер огромный стервятник приземлился недалеко от водоема. Я осторожно подошел ближе, чтобы получше разглядеть его, как вдруг внезапно леди Леопард бросилась вперед и преградила мне путь со злобным рычанием. На морде ее, без сомнения, была написана ярость, она же светилась в глазах, сквозила в каждом движении.

«Ого! — подумал я. — Моя леди ревнива». Я отступил и вернулся в нашу хижину, где она сразу же вновь превратилась в ласкового котенка.

Так же прошла ночь. Леди Леопард заняла место возле моей кровати. Она уходила на какое-то время, но вернулась с рассветом.

В то время я подозревал, что она поедает труп моей лошади. Следы, отметки на ее морде и белом мехе, казалось, подтверждали это. Может, сперва так и было, но здесь она могла найти и другие источники пропитания.

На третье утро, когда я проснулся, леди Леопард не оказалось рядом, но вскоре она появилась, неся в зубах небольшую упитанную газель, очевидно, только что ею убитую. Она положила ее к моим ногам, замурлыкала и запрыгала вокруг. Я принялся снимать шкуру с добычи. Леди Леопард ревностно следила за процессом и, когда я разделал тушу, принялась за еду, рыча и облизывая еще теплое мясо.

Я не поклонник сырого мяса, но в армии мы часто вялили его излишки, нарезая на тонкие полоски и высушивая на солнце. Обработанное таким образом, оно долго хранится, и его можно есть, никак больше не готовя.

Я уже нарезал мясо, когда мне пришло в голову, что шкуру тоже можно использовать. Из нее могла получиться фляга для воды, которая пригодится мне, когда я вновь отправлюсь в путь. Я наполнил шкуру песком, придав ей форму фляги, и связал кожаными полосками. Шкура с ноги превратилась в горловину, и, когда она высохла, я высыпал песок — теперь у меня была сумка для воды.

Моя спутница наблюдала за тем, что я делал, не выказывая никаких эмоций. Но то, что я предпринял позже, возымело совсем другой эффект. Мысль о побеге или спасении не покидала меня, и, чтобы приблизить такую возможность, я решил пожертвовать своей красной рубашкой. С трудом взобравшись на высокую пальму, я повесил рубашку на самый длинный побег, словно сигнальный флаг. Моя леди Леопард наблюдала за мной, не сводя глаз, тихонько рыча, а как только я спустился, она молниеносно взобралась наверх, яростно ударила по флагштоку, опрокинув его на землю, и так же быстро спустилась.

Теперь мы начали понимать друг друга. Наша дружба росла с каждым днем. Я обнаружил, что всегда могу завоевать ее расположение, поглаживая ее спину, голову и морду. Она любила прикосновения моих рук и после нескольких поглаживаний терлась о меня головой, громко мурлыча, или каталась по земле у моих ног в полном экстазе. Страх, что она убьет меня, исчез через несколько дней. Спустя две недели мы стали лучшими друзьями, не разлучались ни днем, ни ночью. Она добывала себе еду и воду и всегда часть добычи предлагала мне. Моя жизнь была прекрасна, я имел в своем распоряжении множество фиников, сушеного мяса и воды. И все острее чувствовал, что в драгоценных глазах моей леди Леопард живет душа — душа женщины, и все чаще называл ее Миньоной.

Иногда по утрам она отлучалась из нашей хижины, но всегда прибегала, и прибегала с радостью, стоило лишь громко позвать ее: «Миньона!» Мы, несомненно, были друзьями, даже больше, чем друзьями, — ближе и дороже друг другу. Мысль о том, чтобы убить ее, или страх, что она убьет меня, полностью испарились. В нашей жизни в пустыне мы были честными и равными партнерами.

И все же я не мог перестать надеяться на воссоединение с людьми. Готовясь к побегу, запасся финиками и сушеным мясом. В одну из ночей наполнил водой свою флягу и повесил снаружи на хижину.

Как обычно, леди Леопард встала на рассвете и исчезла. Я знал, что ее не будет по меньшей мере час. Так что я повесил сумку с водой на шею, привязав ее к двум кожаным ремням, крест-накрест обхватившим мою грудь, взял еду и оружие и отправился на восток, шагая так быстро, как только мог. Я надеялся за три-четыре дня добраться до своих собратьев по оружию.