Зверь милосердия - [8]

— Считай, что провел со мной брифинг, — сказал я. — Теперь пойдем познакомимся с попом… Как, ты сказал, его фамилия?

— Трент. Лучше с ним поговорю я. Не возражаешь?

— Разве я когда возражал?

Через пару минут мы сидели в кабинете отца Трента. Фрэнк представил меня, и мы удобно расположились в креслах. Святой отец выглядел моложе и меня, и Фрэнка. Я дал бы ему тридцать, а то и меньше.

— Визит вежливости, Фрэнк? — поинтересовался он. — Или печальные новости о ком-либо из моих прихожан?

— Пока точной информации у нас нет, святой отец, — сказал Фрэнк. — Труп ещё не опознан. Желательно, чтобы вы взглянули на покойника и сказали, не из вашего ли он прихода.

Отец Трент медленно кивнул:

— Конечно, я взгляну. Но у вас должны быть основания предполагать, что я его знаю. Кто, по-вашему, покойник?

— Повторяю, мы не вполне уверены, но весьма вероятно, что это Курт Стиффлер.

Священник на мгновение наклонил голову и прикрыл глаза. Думаю, он мысленно молился.

Фрэнк сказал:

— Если покойник — Курт, его кончина связана не с тем, чего вы опасаетесь. Характер ранения исключает самоубийство. Как и вероятность несчастного случая.

Еще несколько секунд глаза отца Трента продолжали оставаться закрытыми, потом он поднял веки и поднялся с места:

— Поедем прямо сейчас?

— Конечно, — сказал Фрэнк, — если вас это не затруднит. — Мы тоже встали. — Поедем на нашей машине, святой отец, а потом доставим вас обратно.

Оказалось, что убитый всё же Курт Стиффлер. Отец Трент опознал его с первого взгляда. Я позвонил кэпу, сообщил, что опознание в морге произведено с соблюдением необходимых формальностей. Сказав «ладно», он попросил передать доктору Реберну, чтобы тот приступил к вскрытию. Нам же двоим велел оставаться с отцом Трентом и получить от него всю информацию о Стиффлере.

3. Фрэнк Рамос

Я вел машину, чувствуя себя обессиленным. Въехав в гараж полицейского управления, я выключил фары и зажигание.

— Который час, Рыжик? — спросил я.

— Почти девять. Я собираюсь выпить пивка. Как ты?

— Немного не помешает. Только не пиво.

— Понял. Тогда залезай в мою тачку. Бросим якорь в «Эль Президио», а потом я отвезу тебя домой, если закруглимся в одно время. — Рыжик живет на Оракл-роуд и на работу ездит на своей машине. Мой дом всего в семи кварталах от полицейского управления, и мне проще ходить пешком. Однако сегодня я чувствовал себя настолько усталым, что его предложение подбросить меня до дома показалось мне даже более заманчивым, чем перспектива выпить.

Мы дошли до стоянки и забрались в машину Рыжика. Его тачка пошикарней моей — он холостяк и может позволить себе покупать дорогие вещи. У него блестящий черный «бьюик» с обтекаемыми фарами. Купил он его четыре года назад и с тех пор нежил и холил, как любимую девушку.

— Приятная ночь! — сказал Рыжик, устраиваясь поудобней на месте водителя.

Да, ночь была приятной, но мне не хотелось разговаривать, и я просто утвердительно кивнул. Я также не был расположен думать о деле, расследованием которого мы занимались. Оно, однако, никак не желало выходить у меня из головы.

Загадочное происшествие на заднем дворике Джона Медли не нравилось мне. Я не видел, за что тут можно ухватиться. Правда, расследование часто начинается на пустом месте.

Потом что-нибудь проясняется, и портфель следователя постепенно наполняется необходимыми сведениями. Какой новой полезной информации можно ожидать по данному вопросу, я не представлял.

Взять, к примеру, Джона Медли. Солидный, добропорядочный гражданин. Наш коллега Джей Бирн основательно покопался в его биографии, перепроверил все, что касалось его жизни за последние шесть с половиной лет. Именно в этот период он приобрел дом на Кэмпбелл-стрит. Примерно тогда же открыл банковский счет переводом значительной суммы из Чикаго. По нескольку раз в году Медли давал банку поручение перечислить деньги на счета компаний, совершавших сделки с недвижимостью. Таким же образом поступали платежи от частных лиц за приобретенные земельные участки. Раз в месяц он снимал со счета сто долларов, а главные расходы — покупки, бытовые услуги и прочее — оплачивал чеками. Поступления неизменно превышали его расходы. «Легкий флирт с недвижимостью», как он сам выражался, обеспечивал ему достаточно высокий уровень жизни. Репутация Медли у банкиров и дилеров была безукоризненной. Джей не смог обнаружить в его биографии ни единого пятнышка, даже штрафа за парковку в неустановленном месте.

Теперь возьмем Курта Стиффлера. Как рассказал отец Трент, он не был даже гражданином страны, тем более солидным. Родился Курт в Германии в начале двадцатых годов. Бабушка его была еврейкой, что автоматически относило его отца Рейнхарда Стиффлера к той же Национальной категории, несмотря на католическое вероисповедание. Мать Курта умерла во время родов. Ему исполнилось десять лет, когда к власти в Германии пришел Гитлер и в стране началась вакханалия погромов. Двумя годами позднее, когда Курту было уже двенадцать, его отец выехал из Германии, оставив сына на попечение тетки. В тетке, сестре матери, еврейской крови не было, и в принципе в её семье он мог чувствовать себя безопасно. Развитие событий, однако, лишило его подобной возможности.