Зверь - [63]

— Я тоже поеду, — безапелляционно заявила она.

В хрупком теле моей очаровательной жены была заключена такая энергия, такая сила воли, что моя оболочка порой трещала по всем швам и разваливалась прямо на глазах. И я начинал себя чувствовать крайне некомфортно, казалось, что Космос с нами что-то явно напутал, и то, что по праву предназначалось мне, было отдано ей.

— Но, Таня, там может быть такая публика, что… Словом, я бы тебе не советовал, — сделал я жалкую попытку её отговорить.

Но не тут-то было. Взгляд её стал целеустремленным, с характерным блеском. Так блестит хладный булат, когда его вынимают из ножен.

— Тем лучше. Люблю нестандартные ситуации. — Это прозвучало, как приговор в последней инстанции. В древности в таких случаях говорили: «Рома лёкута ест, кауза финита эст» (Рим высказался и дело кончено). И я смерился.

Но каково же было мое удивление, когда на квартире Шиловых я застал в парадной форме одежды готовыми к отбытию обоих супругов.

— Рома, что это значит?! — с пафосом воскликнул. — Я требую объяснений либо сатисфакции.

— Да вот, Тома, понимаешь, — в замешательстве проговорил мой друг, пряча глаза. — А что я мог?

— Так-то ты хранишь конфиденциальность нашего разговора? А ведь я, Рома, поверил тебе, как самому себе? Ты хоть объяснил ей всю опасность предстоящей операции?

— Объяснил.

— А она?

— А она ни в какую.

— Значит, плохо объяснил. Скажи ей, что «наша служба и опасна, и трудна», что в любой момент твоя очаровательная царица Тамара сможет помешать нам добросовестно выполнить свой долг.

— Ты сам ей это скажи, — хмуро пробурчал Шилов, кивнув на супругу. Она стояла здесь же и с иронической улыбкой слушала наш затянувшийся диалог. Я сделал удивленные глаза, будто впервые её увидел.

— Тома, я тебя не узнаю! Я всегда ставил тебя в пример Марине, а теперь ставлю Татьяне, как образец здравомыслия и железной логики. Что же случилось? Когда, в какой момент ты растеряла лучшие свои качества?

— Считай, Андрюша, что с этого самого момента я начинаю жить по-новому, — ответила она, смеясь.

— Это как тебя надо понимать?

— Так и понимай. Ваши частые ночные рандеву наводят на определенные мысли.

— Неужто в тебе проснулась ревность?! — «поразился» я. — Не верю! Тобой не могло завладеть это пошлое мелкобуржуазное чувство.

— Какой же ты, Андрюша, болтун! — вздохнула Тамара. — У меня от тебя голова пошла кругом. Канчай балаган. Тебе придется смириться с обстоятельствами. Другого не дано.

— Смиряюсь, — обреченно сказал. — Только один вопрос: как ты его расколола? Пытала?

— У нас, женщин, есть кое-что поэффективнее, — лукаво улыбнулась Тамара. — Правда, Рома?

— Да ну вас, — махнул рукой Шилов, направляясь к двери.

Увидев в машине Таню, мой друг сильно удивился и развеселился.

— Надо же! А мне тут картину… Вот трепач!

— По какому поводу подобный всплеск эмоций, Рома? — спросил я.

— Ха! По какому! Сам первый колонулся, а туда же — других учить.

— Ну, во-первых, кто первый — это ещё вопрос. Во-вторых, если ты давно и прочно находишься под железной пятой своей супруги, то почему отказываешь в этом другим? Моя Таня хоть и молода, но у неё все задатки со временем превзойти твою Клеопатру.

— Сам ты Клеопатра! — почему-то обиделся за супругу Шилов.

Вопреки моим ожиданиям увидеть что-нибудь мрачное, полутемное, малопривлекательное, этакий воровской притон, населенный сомнительными типами с вполне определенными намерениями на лицах и третьеразрядными проститутками, кафе «Обструкция» представляло собой недавно выстроенное современное здание, встретившее нас обилием света и неоновой пышнотелой красоткой на фасаде, постоянно легкомысленно нам подмигивающей. На дверях, как и положено в приличных заведениях, стоял швейцар в расшитой золотом красной ливрее и с совершенно великолепной лопатой седой бородой, всем своим обликом напоминавший персонаж из пошлого водевиля. Он распахнул пред нами дверь, широко улыбнулся и, на французский манер, приложив два пальца к козырьку форменной с высокой тульей фуражки, пробасил:

— Желаю здравствовать!

— Спасибо, родной! — за всех поблагодарил его я и, приблизившись, ухватил за золотую пуговицу, притянул его. — Политикой интересуешься, папаша?

Узрев во мне начальника, швейцар молодцевато подтянулся.

— А как же. Это само собой.

— Как там поживает наш друг Билл? Не собирается возобновлять отношения с Моникой? Нет?

Но старик оказался не промах. Поняв, что я никакой не начальник, а всего-навсего один из типичных представителей многочисленного племени юмористов, коих в последнее время развелось, что воронья на необъятных просторах нашей с вами, дорогой читатель, Родины, швейцар хитро сощурился.

— Точных сведений у меня об этом, молодой человек, пока, к сожалению, нет. Но Билл с минуты на минуту обещал позвонить. Так что, подойдите ко мне через полчасика. К тому времени, я думаю, уже буду располагать интересующими вас сведениями.

— Каков Демосфен?! — восхитился я, обращаясь к своим спутникам. — Этот швейцар даст сто очков вперед любому президенту Соединенных Штатов. Факт.

Женщины слушали мой диалог со швейцаром стоически и понимающе улыбались. Мой друг, сугубо отрицательно относящийся к подобным моим выступлениям, стоял хмурым, насупившимся, будто мышь на крупу.