Зульфагар. Меч калифа - [42]

Только теперь командир уже несуществующего отряда вдруг подумал, что в происшедшем не все выглядит логичным. С чего бы это вдруг их решили взять в плен?

Ладно, были бы они какими-нибудь известными террористами, это еще можно было бы как-то понять: например, предположить, что их хотят вывезти в Россию и устроить показательный судебный процесс. А так… Ради допроса? Да что они могут такого уж секретного знать, в самом деле?.. Рядовой командир рядового отряда и еще более рядовой хаджи… Непонятно.

Однако эту мысль он додумать не успел. Сильные руки подошедших бойцов опытно и бесцеремонно ощупали их одежду.

Теперь у Хамида и мысли сопротивляться не возникло. Он капитулировал окончательно.

Убедившись, что у обоих из обысканных оружия и в самом деле нет, русские потянули их в сторону.

— Пошли!

Чеченцы подчинились без сопротивления. В конце концов, плен — не самое страшное. Вот если бы эти спецназовцы попали в руки моджахедам, в особенности арабам или братьям Абдуловым, тому же лагерному палачу Абу, им бы пришлось ох как несладко. С ними так обошлись бы, что смерть показалась бы им блаженством — самые жестокие из моджахедов больше всего любят поиздеваться над офицерами спецслужб, да еще над евреями. А у русских в плену, как говорят побывавшие там собратья, жить можно. Во всяком случае не избивают и головы не отрубают. Русские вообще странные люди: жестокость проявляют по отношению к своим, в то время как к пленным врагам относятся невероятно благожелательно.

Только бы на месте не шлепнули… Ну а коль уж не убили сразу, то теперь не убьют. Значит, они им зачем-то нужны? Но зачем?.. Хамид терялся в догадках.

И в самом деле, за выступом скалы их поджидали. И это совсем уж не вписывалось в представление о засаде. Потому что теперь по всем правилам русские должны были бы срочно сниматься с места и уходить, чтобы оторваться от погони, если вдруг на месте боя кто-нибудь неожиданно появится.

— Садитесь и слушайте! — велел один из тех, кто поджидал пленных за скалой. — И не перебивайте — у нас очень мало времени… Вот что вы должны будете сделать…

Неподалеку один за другим раздаваться сухие приглушенные хлопки.

Хамид с Мансуром переглянулись. Очевидно, гяуры добивали раненых моджахедов — не тащить же их, в самом деле, с собой. Прими, Аллах, их грешные души!

Москва

Калюжный — Вера — Лубянка

Константин просыпался тяжело. С вечера было не просто выпито — выпито более чем изрядно. Уж слишком он расстроился увиденным накануне в квартире Соломатова, когда пришел сообщить о трагедии вдове Михаила. Вдова, мать ее растак-перетак… Берегиня… В самом деле, как тут было не расстроиться… Да и просто по-человечески расслабился после напряжения предыдущих нескольких дней: ведь с момента, когда его в бане отыскал дежурный, чтобы передать приказ лететь к перевалу, где расстреляли генеральскую колонну, Калюжный все время находился под гнетом сильной нервной нагрузки. И чем можно снять его, это напряжение? Только доброй порцией спиртного, да женской лаской.

Лаской… Уж чего-чего, а этого вчера было более чем достаточно.

…Первое, что, продравшись сквозь муку просыпания, он ощутил, это приятная тяжесть на плече. Верушка-лапушка еще спала, тихонько посапывая во сне. Она вообще всегда спала тихо, как мышка… Хотя, впрочем, откуда знать Калюжному, как спят мышки на мужском плече?

Странно, право слово, — невпопад, с нежностью подумал Константин (мысли в похмельной голове ворочались тяжело, словно булыжники). Вроде бы как будто всем должны быть сплошные неудобства: у мужчины затекает рука и немеет плечо, женская головка покоится не на мягкой подушке, а на жесткой плоти — а обоим приятно, что они спят обнявшись…

И все же… Супруги практически никогда не спят обнявшись — разве что по молодости. Вот такой вот парадокс. Часто бывает, что кто-то один из супругов мечтал бы об этом — но только другой, увы… В конце концов, у каждого человека свои взгляды на супружеские взаимоотношения, но только Константин вспомнил свою бывшую жену: она предпочитала спать не то что на плече мужа — вообще на другой кровати, под отдельным одеялом, не говоря уже о подушках. Наверное, это закономерно, что жены охладевают к мужьям. Или мужья к женам… Пусть даже не охладевают — просто нужды в обоюдных ласках у них возникает меньше.

…Калюжный осторожно высвободился от тонкой ручки, обнимавшей его. Уселся на диване. Покосился на стоящую в этой же единственной комнате (ох уж эти однокомнатные квартирки — никакой личной жизни!) соседнюю кровать, где спал сынишка Веры, его тезка, Костик. Он, Константин-старший, всегда испытывал неловкость, когда вот так просыпался. Хоть бы ширма какая-нибудь здесь стояла, что ли, создавала бы хоть видимость отгороженности от ребенка… С вечера вроде бы ему бывало все равно, а по утрам перед парнишкой комплексовал: каково тому было видеть его, изредка появляющегося здесь и ночующего с мамой…

Ночующего с мамой… Мысль тяжело переползла во вчерашний день, когда Константин побывал у жены (вдовы) Михаила… Любопытно, тот, который вчера прятался у нее в комнате, испытывал неловкость перед покойным потом, позднее, когда узнал, что в то время, когда он возлежал в чужой семейной постели, человек, которому по праву должно принадлежать это ложе, уже пребывает в морге?..