Зубы дракона - [67]

– Я дам вам шестьсот, – заявил Марш. – Сейчас.

– Семьсот пятьдесят, – отозвался Джонсон. – Завтра.

Марш сказал:

– Мистер Эрп, я думал, мы договорились.

– Удивительно, как в нашем мире все непрерывно меняется, – заметил Эрп.

– Но вы даже не знаете, сможет ли этот молодой человек раздобыть деньги.

– Подозреваю, что сможет.

– Восемьсот, – сказал Джонсон.

Полчаса спустя Марш объявил, что будет счастлив забрать долю костей Эрпа немедленно, без осмотра и за тысячу долларов наличными.

– Но мне нужен этот ящик, – внезапно сказал он, разглядев тот, на боку которого виднелась маленькая метка Х. – Она что-то означает.

– Нет! – завопил Джонсон.

Марш вытащил оружие.

– Похоже, содержимое этого ящика имеет особую ценность. Если вы считаете, что ваша жизнь тоже имеет особую ценность, мистер Джонсон, – во что я не верю, – предлагаю без дальнейших дискуссий позволить мне взять выбранный ящик.

Марш погрузил ящики в фургон, и они с Нави Джо Бенедиктом двинулись на север, к Дедвуду, чтобы забрать остальные кости.

– Что он имел в виду – «остальные кости»? – спросил Джонсон, глядя, как фургон уезжает в закат.

– Я сказал ему, что мы оставили в Дедвуде еще тысячу фунтов костей, спрятанных в китайском городе, но вы не хотите, чтобы он о них знал, – ответил Эрп.

– Нам лучше двигаться, – сказал Джонсон. – Он недалеко отъедет, прежде чем вскроет один из ящиков и обнаружит, что купил бесполезный гранит. И тогда вернется вне себя от ярости.

– Я готов ехать, – проговорил Эрп, пролистывая банкноты. – Возвращение из поездки в Дедвуд меня вполне удовлетворяет.

– Конечно, есть одна проблема.

– Вам нужны ящики взамен тех, которые вы только что потеряли, – сказал Эрп. – Держу пари, в армейском гарнизоне они есть, ведь армия нуждается в провианте.

Не прошло и часа, как они раздобыли десять ящиков приблизительно того же размера, как те, которые взял Марш.

Джонсон вырыл кости из навозного ложа и тщательно, но быстро их упаковал. Ящик с зубами дракона получил на боку новую метку X, что доставило Джонсону больше удовольствия, чем он мог выразить словами.

Спустя несколько минут они уехали в Шайенн.

Эрп сидел на козлах вместе с Крошкой. Внутри дилижанса мисс Эмили пристально смотрела на Джонсона.

– Ну?

– Что «ну»?

– Полагаю, я была очень терпеливой.

– Я думал – может, вы девушка Уайетта, – сказал Джонсон.

– Девушка Уайетта? С чего вам это взбрело в голову?

– Ну, я так подумал.

– Уайетт Эрп – шельмец и бродяга. Человек, который живет ради волнения, азартных игр, стрельбы и других зыбких занятий.

– А я?

– Вы – другой, – сказала она. – Вы храбрый, но к тому же утонченный. Держу пари, вы и целуетесь по-настоящему утонченно.

Она ждала.

«Я безотлагательно получил, – записал Джонсон в своем дневнике, – один урок, а именно: неблагоразумно целоваться внутри подпрыгивающего дилижанса. У меня оказалась глубоко прокушена губа, из нее обильно текла кровь, что притормозило, но не остановило дальнейшие опыты подобного рода».

И добавил: «Надеюсь, она не знала, что я никогда раньше не целовал девушку в той страстной французской манере, какая, похоже, ей нравилась. Если не считать одного раза с Люсьеной. Но одно могу сказать про Эмили: если она про это и знала, то ничего не сказала, за что – и за все другое, пережитое с нею в Шайенне, – я бесконечно благодарен».

Шайенн

В невообразимо великолепном номере отеля «Интер-Оушен» (который в прошлый раз показался ему кишащим тараканами притоном) Джонсон несколько дней наслаждался отдыхом – вместе с Эмили.

Но сперва, едва прибыв и расписавшись в книге записи постояльцев, он удостоверился, что в «Интер-Оушене» есть комната-сейф со стальным стенами, с новым замком с часовым механизмом, сконструированным для банков для защиты от предполагаемых грабителей. Носильщики перенесли ящики в эту комнату. Джонсон дал им щедрые чаевые, чтобы они не возмущались и не шепнули насчет ящиков своим менее дружелюбным коллегам.

В первый день он отмокал подряд в четырех ваннах, потому что после каждой выяснялось, что он все еще грязный. Казалось, пыль прерий никогда не расстанется с его кожей.

Джонсон посетил парикмахера, который постриг его волосы и бороду. Было страшновато сидеть на стуле и изучать в зеркале собственное лицо. Джонсон не мог к нему привыкнуть: черты были незнакомыми. У него стало лицо другого человека – более худое, твердое, решительное. А еще этот шрам над верхней губой; он ему порядком нравился, и Эмили тоже.

Парикмахер шагнул назад с ножницами в одной руке и расческой в другой.

– Как вам, сэр?

Как и все остальные в Шайенне, парикмахер обращался с Джонсоном уважительно. Не потому, что тот был богат – никто в Шайенне об этом не знал; скорее из-за его манер, из-за того, как тот держался. Сам того не желая, Джонсон выглядел человеком, способным пристрелить другого – потому что теперь он уже это делал.

– Сэр? Как вам? – снова спросил парикмахер.

Джонсон не знал. В конце концов он сказал:

– Очень нравится.

Он повел Эмили ужинать в лучший ресторан в городе. Они угощались устрицами из Калифорнии, вином из Франции и poulet a l’estragon[62]. Джонсон заметил, что Эмили узнала марку вина.