Зуб мамонта. Летопись мертвого города - [55]
— Сердце колотится — вот-вот оглохну. Лукошко — шмяк на землю. Побежал я и на середине мостика обнял ее. Держу в руках и думаю: «Ни хрена, Грач, Бог есть, жизнь не кончилась. Нет у нее мужа — хорошо, есть — отобью». Понимаешь, смысл появился. А пацаненок ее за руку трясет и что-то ревниво по-немецки лопочет. «Что он говорит?» — «Спрашивает: что этому старичку надо?». Старичку? Положил я афганку на перила, три волосинки на лысине пригладил. Сделал стойку на руках и в таком положении пять раз отжался. Отряхнул руки и говорю: «Переведи сынку: если отожмешься хотя бы один раз, можешь называть меня старой развалиной». — «Это не сынок, — говорит Эмма, — это внук». Представляешь? Но малыш крутой оказался. Вызов принял. Поднатужился, поднатужился, но только и сумел что пукнуть. Засмущался.
«Где ты? Как ты? Надолго здесь?» — спрашиваю и глаза от ее глаз не могу оторвать. А сам думаю: жаль, конечно, что такое чудо проворонил, но ничего — жить не так мало осталось. Осенние грибы — самые крепкие. А она смотрит на меня издалека-издалека и так печально отвечает: экскурсия бывших советских немцев, ностальгический тур по местам молодости, своим ходом из Германии…
В это время и позвала ее труба. Смотрю: сквозь желтые деревья краснеет двухэтажный автобус, а вокруг пестрый народ толпится. Наши иностранцы. Руками машут и на часы показывают. Ну, проводил я ее до автобуса…
Ты боксом занимался? Знаешь, когда хорошо зацепят, ты вроде и в сознании, и на ногах, а плывешь, ничего не соображая. Она что-то говорила, а я уже и с русского без перевода ничего не понимал. Жизнь одновариантна. Что тут поделаешь. Помню только, что-то она про нашу дикую северную вишню говорила. Да тут еще меня иностранец по плечу хлопает, отвлекает: «Здорово, Яшка». Смотрю на него с досадой. Ну, знаешь, как туристы одеваются — будто на взрослого дядю костюмчик пятилетнего пацаненка напялили. Морда в штаны не влазит. Все яркое, в глазах рябит. И приятно так одеколоном пахнет. Не мужик, а клумба. Довольный, как после бани. «Федор?». Морщится и поправляет свысока: «Теодор». Да хрен с тобой, какая разница. Кличка у него раньше была Райбугай. Пунктом осеменения крупного рогатого скота заведовал. «Ты уже познакомился с моим внуком?» — спрашивает. Причем, рожа славянская, с акцентом. Выпендривается. На комплимент напрашивается. Ох, в детстве я его лупил! Мало, видно.
Но тут их с посадкой поторопили. А я, как дурак, все пытался ей корзину с грибами всучить. И покатил автобус по бывшей улице Ленина, по кленовой аллее в параллельный мир, в другую вселенную. А в темном стекле — одна ладошка белеет. Вывернул автобус за березовую рощу, куда тридцать лет назад мы бегали с Эммой целоваться на большой перемене, и пропал навсегда. Стою посредине лужи, один на этой облезлой планете, а вокруг маленькими желтыми лебедями плавают кленовые листья. Вот в тот день я и нажрался до упора. Планета — креном. Сел в эту лужу и все пытался вспугнуть желтых лебедей, чтобы на юг летели.
Ну да, конечно, можно было бы придумать что-нибудь и получше. Скажем, стать нобелевским лауреатом или, мечтать так мечтать, новым русским и однажды прикатить в Германию… А что? Алкоголь тогда еще мозги не сожрал, профессию не забыл. У меня в свое время даже статейка в журнале «Геодезия и картография» была тиснута. С портретом лица. С шевелюрой. Это было недавно, это было давно. Мне, безработному, уже было за сорок, как выглядит планета с птичьего полета, никого не интересовало, плешь — в полшара. И я подумал: может быть, и хорошо, что так вышло? Себе жизнь испортил, так хоть ей не навредил. Пошел и нажрался.
— Вспугнул? — спросил Руслан.
— Кого? — не понял Грач.
— Желтых лебедей.
— А, это, — серьезно ответил Грач, — не помню.
Грач дунул в порожнюю бутылку и, быстро завинтив пробку, бросил ее в реку.
— Ты что сделал? — спросил Руслан.
— Что? — испугался Грач, оглядываясь.
— Зачем в бутылку дунул?
— А, это… Желание загадал.
— Какое желание?
Грач смутился.
— Желание не положено говорить. Не сбудется. Или ты думаешь, что у меня уже и желаний нет? — Он посмотрел с подозрением в глаза Руслана, но, не увидев в них ничего подозрительного, затосковал по водке. — Жизнь, студент, нужно прожить секунду за секундой. И каждую секунду смаковать, обсасывать, как рыбью косточку к пиву. А мы все светлое будущее строили. Здравствуй, будущее, здравствуй… Ничего там, кроме старческого маразма, тебя не ждет.
Прямо Омар Хайям.
Бутылку с запечатанным желанием вынесло на середину реки и закружило в пенном водовороте.
— Ничего! — пригрозил кому-то Грач с мрачной решимостью. — Мы еще услышим звон золотого колокола.
Ветер с реки задувал на мост водяную пыль. Руслан попытался дотронуться рукой до радуги, сочно горящей в холодной взвеси. Но не достал. Тогда он взобрался на перила, сделал шаг — радуга отодвинулась. Он пошел вслед за ней над белой ревущей пропастью, балансируя руками. Идиотизм прозябания в мертвом городе иногда подталкивал живых людей к подобного рода поступкам.
— Слезь, дурак! — заорал на него Грач, — Разобьешься — Бивень меня убьет.
— Слезу, — заверил его Руслан, — вот дойду до конца — и слезу.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Главный герой повести — человек не только без имени, но и без фамилии, без прошлого. Бомж, потерявший память, путающий реальность и сон, утративший дом, семью, имя — но не талант. Судьба приводит его в дом профессионального художника Мирофана Удищева, наделенного всем, кроме таланта и совести. В чем смысл жизни — в безоглядном окрыляющем творчестве, не приносящем никакого дохода, или таком же безоглядном стремлении к наживе — любой ценой, даже ценой эксплуатации чужого таланта? Время или люди виноваты в торжестве бездарности и подлости, окружающем нас? Такие вопросы ставит Николай Веревочкин в своем произведении.История, рассказанная автором, грустна, жестока, но … вполне реальна в наши дни.
Сказочная повесть. Цивилизация губит природу. Бесчинствуют браконьеры. Может быть, природу спасет искусство? Наивно, но ведь это сказка. Художник Мамонтов превращается в лешего и объявляет городу войну: охота на охотников круглый год без лицензии, за каждое срубленное дерево — сожженный автомобиль. «Если человек из города приезжает в лес и убивает животных, почему бы лешему не спуститься в город, чтобы поохотиться на автомобили?.. В городе действует подполье леших. Охотятся загоном».
Что такое «черная дыра» мы более или менее знаем из книг о космосе и из научной фантастики. А — «белая дыра»? Николай Верёвочкин утверждает, что есть и такое явление. Герои романа живут обычной жизнью, но постоянно попадают в необычные ситуации. Прокл Шайкин очень хочет разбогатеть, но его на пути к золоту ожидают сплошные дыры-перевёртыши, местами невероятно мерзкие. Одной семейки, интимно спящей с домашними животными, и отвратительной крысобаки хватит, чтобы представить себе мутантное состояние деревенской глубинки.
События, описанные в повестях «Новомир» и «Звезда моя, вечерница», происходят в сёлах Южного Урала (Оренбуржья) в конце перестройки и начале пресловутых «реформ». Главный персонаж повести «Новомир» — пенсионер, всю жизнь проработавший механизатором, доживающий свой век в полузаброшенной нынешней деревне, но сумевший, несмотря ни на что, сохранить в себе то человеческое, что напрочь утрачено так называемыми новыми русскими. Героиня повести «Звезда моя, вечерница» встречает наконец того единственного, кого не теряла надежды найти, — свою любовь, опору, соратника по жизни, и это во времена очередной русской смуты, обрушения всего, чем жили и на что так надеялись… Новая книга известного российского прозаика, лауреата премий имени И.А. Бунина, Александра Невского, Д.Н. Мамина-Сибиряка и многих других.
Две женщины — наша современница студентка и советская поэтесса, их судьбы пересекаются, скрещиваться и в них, как в зеркале отражается эпоха…
Жизнь в театре и после него — в заметках, притчах и стихах. С юмором и без оного, с лирикой и почти физикой, но без всякого сожаления!
От автора… В русской литературе уже были «Записки юного врача» и «Записки врача». Это – «Записки поюзанного врача», сумевшего пережить стадии карьеры «Ничего не знаю, ничего не умею» и «Все знаю, все умею» и дожившего-таки до стадии «Что-то знаю, что-то умею и что?»…
У Славика из пригородного лесхоза появляется щенок-найдёныш. Подросток всей душой отдаётся воспитанию Жульки, не подозревая, что в её жилах течёт кровь древнейших боевых псов. Беда, в которую попадает Славик, показывает, что Жулька унаследовала лучшие гены предков: рискуя жизнью, собака беззаветно бросается на защиту друга. Но будет ли Славик с прежней любовью относиться к своей спасительнице, видя, что после страшного боя Жулька стала инвалидом?
История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.