Зуб дракона - [9]

Он говорил все это, а я с возрастающим ужасом смотрел на его перекошенное яростью лицо, и в мозгу у меня билась одна-единственная мысль: "Боже мой! Неужели же это тот самый Валька Безуглов, которого я когда-то знал! Ведь это он в восьмом классе плакал от жалости ко мне, когда я сломал ногу на физкультуре. Это он, год спустя, шесть километров тащил по зимнему лесу на себе распоровшего о сук ногу Сережку Лопухова. Тащил один, задыхаясь и обливаясь соленым потом, а потом два часа дрожал на морозе под окнами больницы, пока Сережке зашивали в клочья разорванную икру. Но ведь это все тот же Валька Безуглов, всегда готовый кинуться в любую передрягу, чтобы помочь мне. Я смотрел на него, смотрел и не узнавал. Как можно быть прежним Валькой и с таким равнодушием и ожесточенностью признаваться в убийстве восьми человек, даже если они отъявленные негодяи? В голове у меня это не укладывалось.

А Валька между тем выдохся. Скрипнув зубами, он схватил бутылку, с ожесточением опрокинул ее и зло поставил на место, стукнув донышком о столешницу так, что зазвенели тарелки. Подняв на меня тяжелый взгляд, он буркнул:

— Знаешь, Игорек, выпить бы чего еще, а? У тебя не водится?

В заначке у меня лежала бутылка водки, но, подумав, что ему достаточно, я решил это утаить, хотя врать не хотелось.

— Да нет, Валька, я не балуюсь.

Валька мрачно проговорил:

— Плохо… А знаешь что? Пойдем, купим! Есть тут "комок" поблизости?

Заметив мою нерешительность, он поднялся и затормошил меня.

— Пойдем, пойдем. Возьмем чего-нибудь полегче и поэлегантнее. Хочешь шампанского? Ну, ведь по глазам вижу, что хочешь.

Он потянул меня за руку и рассмеялся. И таким беззаботным и легким был его смех, что я засомневался: а он ли это три минуты назад сидел напротив меня с перекошенным от ярости лицом и говорил вещи, от которых у меня мороз шел по коже?

Поддавшись его настроению, я быстро оделся, и мы вышли, стараясь не шуметь в прихожей, чтобы не разбудить маму.

Время приближалось к полуночи. Улицы были тихи и пустынны, и только редкий снежок, искрясь в свете фонарей, мягко ложился на промерзшую землю. Передернув плечами от холода, Валька спросил:

— Далеко? Может, на машине?

— Да нет, через квартал магазинчик есть, он и по ночам работает.

Мы ходко зашагали бок о бок, разбивая каблуками тонкий ледок на вчерашних лужах. Возвращаясь к прежнему разговору, я спросил со страхом и любопытством, ожидая услышать подтверждения и страшась этого:

— Валька, а ты, правда, восемь человек убил?

Он покосился на меня и усмехнулся. Голосом, лишенным всяких признаков хмеля, ответил:

— То, что восемь, правда, а остальное… не думай об этом. Чего спьяну не наболтаешь? Замнем это, Игорек, хорошо? Считай, что я тебе ничего не говорил. Еще не хватало, чтобы что-то между нами стояло.

Я поспешно и энергично кивнул головой, чувствуя фальшь в его словах. Не знаю, поверил ли он мне, но по плечу хлопнул меня совершенно искренне.

— Ну, вот и отлично. Вот уже и "комок".

У освещенного окошечка топтались трое парней, громко обсуждая, что лучше купить. Один, наклонившись и почти просунув голову внутрь, водил глазами по рядам бутылок и что-то неопределенно мычал. Двое других напирали сзади, поторапливая его. Похоже, что длилось это уже довольно долго, потому что вид у продавца, молодого, коротко остриженного парня, был уже достаточно измученным. Он переводил взгляд с одного на другого и нетерпеливо спрашивал:

— Ну, так что вам?

Тот, который протиснулся под решетку головой, промычал, неопределенно ткнув пальцем в батарею бутылок.

— Ммммы… вон ту.

Продавец покосился через плечо.

— "Наполеон"? Денег не хватает.

Парень снова промычал:

— Не-а… вон ту.

Парень за решеткой вполголоса выругался:

— Послушайте, мужики, у вас денег только на "Столичную". Будете брать?

Парень, пьяно икнув, возразил:

— Мы такую не пьем.

Продавец сунул деньги обратно:

— Все, отчаливай. Пьешь, не пьешь — это твои проблемы. Иди, иди, не мешай работать. Вон еще люди стоят.

Парень угрожающе проговорил:

— А ты че хамишь, а? Может, тебе мозги вправить? Ты знаешь, кто я? Ты знаешь, на чьей территории торгуешь?

Валька, с минуту наблюдавший за этой сценой, подошел к ним вплотную и дернул одного из парней за хлястик плаща. Тот не спеша обернулся, осмотрел невысокого Вальку с ног до головы и лениво процедил:

— Ты че, фуфел, на грубость нарываешься?

Валька скрипнул зубами, но сдержался.

— Вот что, парни. Шли бы вы по домам. Пожалуй, вам уже хватит пить. Это понятно?

Двое других разом обернулись. Я взглянул на их кабаньи морды, и мне стало не по себе. Каждый из них был на голову выше Вальки и вполовину шире меня. Тот, которого Валька дернул за хлястик, подошел к Вальке вплотную, и я услышал такую циничную фразу, от которой даже у меня, — по Валькиной оценке, отъявленного матерщинника, заполыхали щеки, и челюсти свело от злости. А парень, нагло ухмыляясь прямо Вальке в лицо, закончил свою тираду:

— …Так что я понимаю, когда вынимаю. Понял, фуфло вонюч…

Я не сразу сообразил, отчего он прервался на полуслове. Я даже не зафиксировал движение Валькиной правой руки, настолько стремительным был удар. Парень как-то жалобно икнул, схватился обеими руками за пах, стал жадно хватать воздух широко открытым ртом и, часто-часто моргая заслезившимися глазами, подался вперед. В следующее мгновение Валька свечкой взмыл в воздух, одновременно оборачиваясь вокруг собственной оси, и его левая нога, со свистом рассекая воздух, впечаталась парню в челюсть. Тот пролетел пару метров, отделяющие его от стены дома по воздуху, и плашмя ударился о цоколь. Глухо стукнувшись головой, он сполз вниз по стене и замер в полусидячем положении, закрыв глаза и раскинув руки в стороны.