Зрелость в Кархайде - [11]

Я вышла из воды и обсушилась, чувствуя себя опечаленной, смущенной и позабытой, и все же крайне заинтересованная тем, что творилось с моим телом. Оно было восхитительно оживленным, просто наэлектризованным, и грубое полотенце заставило меня содрогнуться от удовольствия. Кто-то придвинулся ко мне поближе, кто-то, наблюдавший мои игры с подругой в воде. Он сел рядом со мной.

Это был юноша из одного со мной Очага, Аррад Техемми. Я работала вместе с Аррадом в саду все прошлое лето, и он мне нравился. Он был, как я теперь думаю, похож на Сетера своими тяжелыми черными волосами и длинным тонким лицом, но он был исполнен сияния той славы, которая осияла здесь всех — всех кеммереров, и женщин , и мужчин — такой яркой красоты я прежде не видела ни в одном человеке.

— Сов, — сказал он. — Я хотел бы… твой первый… ты бы хотела… — Его рука уже коснулась меня, а моя — его. — Пойдем, — сказал он, и я пошла с ним.

Он отвел меня в прелестную комнатушку, где не было ничего, кроме пламени в очаге и широкой постели. Там Аррад принял меня в свои объятия, а я его — в свои объятия, а потом между своих ног, и упала вверх, вверх сквозь золотой свет.

Мы с Аррадом пробыли вместе всю эту первую ночь, и кроме того, что мы много трахались, мы еще и много ели. Мне и в голову не приходило, что в доме кеммера найдется еда. Мне казалось, что тут не разрешается ничего делать, кроме как трахаться. Здесь было много еды, и вдобавок очень хорошей, разложенной так, чтобы можно было поесть, едва захочется. Выпивка была более ограниченной; за нее отвечала старуха-полумертвая, не спускавшая с присутствующих опытного взгляда, и она не доливала пива, если кто начинал впадать в буйство или отупение. Мне больше не нужно было пива. Мне больше не нужно было трахаться. Я была завершенной. Я была влюблена на веки вечные на всю свою жизнь в Аррада. Но Аррад (вошедший в кеммер на день раньше меня) уснул и не просыпался, и некто необыкновенный по имени Хама сел возле меня и заговорил со мной, и начал гладить меня по спине восхитительнейшим образом, так что вскоре мы сплелись друг с другом и принялись трахаться, и с Хамой это было совсем иначе, нежели с Аррадом, так что я поняла, что люблю на самом деле Хаму, пока к нам не присоединился Гехардар. Думаю, после этого я и начал понимать, что я люблю их всех и все они любят меня, и что в этом и заключен секрет дома кеммера.

Почти пятьдесят лет миновало и, следует признаться, мне уже не припомнить всех партнеров по первому кеммеру; разве только Каррида и Аррада, Хаму и Гехардара, старину Тубанни, самого умелого и изысканного любовника-мужчину, какого мне только доводилось встречать — и Берре, мою золотую рыбку, с которой я под конец занималась любовью в сонном мирном забытьи перед большим очагом, пока нас обеих не сморил сон. А когда мы пробудились, мы не были женщинами. Мы не были мужчинами. Мы не были в кеммере. Мы были очень усталыми молодыми взрослыми.

— И все равно ты прелесть, — сорвалось с моих уст при виде Берре.

— И ты тоже. — Последовал ответ. — Ты где работаешь?

— В мебельной мастерской у Третьей Стражи.

Мой язык коснулся соска Берре, но это не сработало: Берре чуть передернуло, мне пришлось сказать «извини», и мы засмеялись.

— Я занимаюсь радио. — Ай да Берре! — Тебе никогда не хотелось попытаться?

— Делать радио?

— Нет. Участвовать в передаче. Я веду новости Четвертого Часа и сводку погоды.

— Так это ты? — вырвалось у меня с восторгом.

— Приходи как-нибудь к нам на башню. — Тут же последовало приглашение Берре. — Я тебе все покажу.

Вот так мне и удалось найти дело на всю жизнь и друга на всю жизнь. А по возвращении в Очаг настала моя пора объяснять Сетеру, что кеммер — совсем не то, что мы о нем думали, а гораздо более сложная штука.

День первого кеммера у Сетера пришелся на Гетени Гот, первый день первого месяца осени, в темный лунный период. Один из членов нашей семьи ввел Сетер в кеммер как женщину, а уже она ввела меня. Это был первый раз, когда я вошел в кеммер, как мужчина. Мы и дальше оставались на общей волне цикла, как и предполагала бабушка. Мы никогда не зачинали общих детей, будучи кузенами и имея на сей счет современные предрассудки, но мы занимались любовью во всех сочетаниях, всякое темное время луны, из года в год. И Сетер вводил мое дитя, Тамор, в первый кеммер — как женщину, как настоящую Таде.

Впоследствии Сетер полностью ушел в Ханддару и стал Затворником в старой Цитадели, а ныне он уже адепт. Я часто бываю там, чтобы присоединиться к Хоралу или попрактиковать Нетранс, или просто погостить, и Сетер раз в несколько дней навещает Очаг. И мы беседуем. Будь то старые времена или новые, сомер или кеммер, а любовь остается любовью.