Зов - [8]

В полудреме у него промелькнула мысль, что такая незатейливая деревенская жизнь была бы в принципе возможна. Только что для этого предпринять? Что сделать, чтобы остаться в этом доме? Уйти в строители? Выучиться на лесничего? Если он еще не слишком стар для этого. Неприятная мысль. И где бы они тогда жили? Уж конечно, не в Альпенхерсте, скорее в хижине у разбитой дороги.

Впрочем, сегодня это не имело значения, сегодня они были здесь. И будут просто спать в этой лесной глуши.

Вскоре Дана улеглась рядом и прижалась к нему. Сознание постепенно угасало. Ему показалось, что она приподняла краешек его сна и юркнула внутрь. Что-то сказала, он ответил, но уже через минуту забыл, что именно. Он ехал вверх по горной дороге, по обеим сторонам которой молчаливыми свидетелями стояли высокие деревья.

Они лежали в странной постели в большом беспорядочном доме, который, скрипя, устраивался на ночь. Через пять минут после того, как Дана легла рядом, они уже спали.

В городе, на улице Гоу, Брайен Томас прокручивал записи на автоответчике. Он повернул ручку громкости вправо, включил перемотку и затем воспроизведение. В глубине темной комнаты длинная серебряная шея лампы склонялась над подлокотником черного дивана из искусственной кожи. Матовый корпус стереосистемы отражал даже тусклый свет, подобно озерной глади в безлунную ночь, и этот отсвет лежал на низком треугольнике кофейного столика, стоящего перед диваном.

Слушая ее голос, он смотрел за окно, на ночную реку субботних огней, убегающих по улице Бомбард, и на белые здания района Марина, начинавшегося чуть дальше. Он слышал все, что говорила Дана, и даже больше. Даже ритм ее фраз, начинавшихся спокойно и плавно и затем убыстряющихся по направлению к новой мысли, умилял его. Это была ее обычная манера говорить. И эта интонация ей особенно шла и напоминала веселый перебор струн. Запись закончилась, он выключил автоответчик.

Душ, который он принял после долгой дороги, взбодрил, но сухой, как щепа для растопки, голос преследовал его и не давал покоя. Сказанные слова не уходили из памяти, отдаваясь ноющей болью. Вся надежда была на каберне. Сегодня он выпьет всю бутылку.

Брайен смотрел вниз, туда, где за Мариной и бухтой днем был виден Остров Ангелов. Он пытался направить свои мысли туда, где в окруженных водой горах живут олени. Пытался переключиться на приятное, но, увидев в темном стекле окна свое отражение, повернулся и вышел из комнаты.

Ронда стояла в спальне перед туалетным столиком спиной к нему, в длинной ночной рубашке без рукавов, доходившей до пола. Она расстегивала замочек серьги.

— Дана звонила. Сказала, что они добрались и там замечательно.

Ронда положила серьгу в шкатулку и начала снимать другую. Брайен подошел к своему туалетному столику, снял часы. Ронда начала напевать нечто похожее на колыбельную. «Тихо, малыш, не плачь». Брайен узнал мелодию. Затем он услышал, как она положила вторую серьгу к остальным драгоценностям и как щелкнула крышка шкатулки.

5

В воздухе было разлито благоухание. Трудно было определить, что это: запах озера или свежесть сосен и пихт. Во всяком случае, даже на значительном расстоянии от зарослей дубильной толокнянки он был терпким и сильным.

Она стояла на поляне в позе дикого зверька, готовящегося к нападению, — ноги слегка расставлены, голова высоко поднята, спина слегка выгнута, ветерок теребит волосы.

Даже издалека, из густых зарослей на опушке, был заметен изгиб ее крепких бедер под желтым хлопчатобумажным платьем, плотно обтягивавшим фигуру. Грудь слегка приподнялась вслед за поднятыми руками. От прохладного ветра соски набухли и проступили темными точками.

Розовый отсвет вечернего солнца заглянул на поляну и упал на нежный островок волос под мышкой. Мягкий, как кошачья шерсть.

Она присела и прикоснулась к одному из цветков, во множестве растущих на поляне. Флоксы и золотарник. Мужская ладонь не преминула бы дотронуться до упругих бедер и ягодиц, скрытых под желтой тканью, не прошел бы мимо и хищный зверь, подстерегающий в засаде свою добычу.

Она сорвала несколько цветков, для маленького букетика, больше и не нужно. Поднявшись, понюхала их и после некоторого размышления выбросила все, кроме одного. После этого она лениво направилась в сторону леса.

Посторонний наблюдатель был загипнотизирован ее немного ленивой грацией. Спрятавшись в зарослях, он вынужден был ждать, пока она дойдет до конца поляны. Там она остановилась и вколола цветок в волосы. И пошла дальше.

В лесу девушка с пурпурным флоксом в волосах осторожно ступала, выбирая дорогу на темном влажном ковре из листьев, расцвеченном солнечными пятнами.

Ей и в голову не приходило, что за ней кто-то может следить, что этот некто мог обогнуть поляну, пробираясь сквозь заросли толокнянки, и оказаться около того места, где она вошла в лес. Она не замечала, что жаркий взор устремлен ей в спину и язык нервно облизывает сухие губы.

В просвете между деревьями она остановилась. Желтая бретелька соскочила с плеча. Она повернула голову, плечи и стала медленно и любовно гладить себя по бедру. Так, вероятно, скульптор оглаживает мрамор. Преследователь же мучился необходимостью держать дистанцию, хотя ему хотелось приблизиться к ней, прикоснуться…