Зов пустоты - [8]

– Видела, как у него штаны низко спущены? – спросил Гильем. – Странно, да? И трупное окоченение верхних конечностей. Оно наступает не раньше чем через три-четыре часа и достигает максимума примерно через десять часов, но авария случилась полтора часа назад, а труп так выглядел, уже когда приехали жандармы, лейтенант Пикар подтвердил. Этот тип умер задолго до того, как его переехал поезд. Что-то тут не так.

– И ты сам до всего этого дошел? – удивилась Лудивина, хорошо знавшая, в чем ее коллега разбирается, а где у него пробелы.

– Не-а, если честно, не все. Этот Пикар, похоже, знает свое дело. Честолюбивый парень. Он мне все это набросал. Когда они в придачу ко всему обнаружили еще и товар, он сразу решил позвонить нам.

В те времена, когда Лудивина предавалась самым разным излишествам, она в том числе прочла и выучила наизусть десятки учебников по криминалистике на французском и английском языке. Она тряхнула головой, вспоминая все, что знала о несчастных случаях такого типа.

– Удар при столкновении с поездом настолько силен, что с человека может сорвать одежду, ее может стянуть так, как в этом случае. Кроме того, при ударе жертва порой застывает, ее словно парализует на месте, так что порой ее состояние можно даже спутать с классическим трупным окоченением. Я не судмедэксперт, но разрывы ткани на коленях похожи на травмы, которые можно ожидать от колес поезда. К тому же на теле вокруг повреждений есть следы от смазки, что подтверждает версию о смерти от удара.

– Я все тщательно осмотрел, – настойчиво продолжил Гильем, – и могу уверить тебя, что кровь вокруг тела – это кровь из ран, полученных при ударе. Но я не видел брызг или пятен крови на рельсах, на насыпи, как будто его сердце сразу же перестало биться. Так бывает?

Лудивина заинтересованно взглянула на него.

– Пикар трогал тело?

– Нет, просто осмотрел, чтобы составить представление. Он ничего не касался.

Лудивина вытащила из кармана куртки небольшой фонарик, направила его на ошметки тела и осмотрела несколько мест, остававшихся в тени, несмотря на резкие лучи прожекторов. Она не увидела ничего особенного, но надолго замерла, изучая горло. Нижняя челюсть прямо над ним – все, что осталось от человека. Все, что он пережил, что чувствовал, вся его память, история, все, что делало его личностью, исчезло за долю секунды, пропало навсегда, было смято стальным локомотивом. Лудивина переключилась на предплечья, затем на ладони. Двух пальцев не хватало, еще три были выломаны. Сломанные ногти торчали, словно обломки костей. Девушка склонилась еще ниже, заинтригованно втянула носом воздух. Затем продолжила рассматривать кисти рук, освещая фонариком каждый уцелевший палец.

– Нет, тут дело не для Бригады по борьбе с наркотиками, – одними губами прошептала она.

Гильем шагнул ближе к ней.

– Несмотря на наркотики? – удивился он.

Лудивина указала на вывернутые руки:

– Либо на нем были наручники, которые при ударе затянулись вокруг запястий, а потом были сорваны поездом и куда-то отлетели, либо этого человека перед смертью связали.

Гильем наклонился над телом.

– О черт.

– Видел его ногти? На самом деле они – не его. Некоторые вообще накрашены. Их наклеили поверх его собственных ногтей. Размер не совпадает, форма тоже.

– Думаешь, он трансвестит?

– Нет, думаю, это убийство.

6

Искаженный расстоянием гул машин с автострады отражался от шумозащитных экранов и лишь затем долетал до железнодорожного полотна на дне оврага. Лудивина осматривалась, запоминая место преступления. Длинный изгиб путей, эти адские рельсы, бесконечная гильотина, соединявшая людей между собой. На этот раз она раскроила одного из них на части.

Гильем в белоснежном комбинезоне, который ему с трудом удалось натянуть поверх парки и шарфа, подошел к коллеге, чтобы поговорить вдали от любопытных ушей.

– Лулу, ты только не обольщайся. Это был бы не первый самоубийца, связавший себе руки перед смертью. Когда они слетают с катушек, то бывают очень изобретательными.

– На запястьях нет ни единого фрагмента веревки.

– Ты сама допустила, что ее могло сорвать при ударе. Если этот торчок украл запасы у дилера и прибежал сюда прятаться, мы будем выглядеть идиотами. То, что у него ногти не свои, ни о чем не говорит, извращенцы вроде него нам уже встречались. Может, он трахался за деньги, чтобы заработать на дозу, а потом вмазался и свалился на рельсы.

– Следов от уколов на руках нет.

– Они колют в подмышки, под колени, в бедра, да куда угодно! А может, он курил крэк…

– Ты почувствовал запах?

– Ты о чем?

– Подойди, наклонись и принюхайся к телу.

– Ну уж нет, спасибо, тухлятину я нюхать не стану.

– От него разит хлоркой. Так сильно, что ты заметишь, даже если просто встанешь рядом. Скажешь, что он перед выходом из дома на всякий случай принял хлорный душ?

Гильем замялся. Он поднес к губам электронную сигарету и жадно затянулся, выпустив клуб дыма с ароматом корицы.

– Ты же знаешь, уже поздно, завтра суббота, к тому же праздник, – напомнил он. – Это значит, что нам придется поднять на уши кучу народу, договориться с прокурором, который, возможно, будет совсем не в настроении, выдержать давление со стороны железнодорожников, которым наплевать на то, сколько времени нужно нашим ребятам, чтобы обследовать место преступления, и которые вообще хотят нас выгнать отсюда на рассвете. К тому же с точки зрения отчетности