Зов ночной птицы - [284]

Иерусалим отступил на несколько шагов.

— Но я всего лишь предложил свои услуги!

— До свидания, скатертью дорога, и черт с тобой!

С этими словами Мэтью обогнул его и двинулся дальше по улице.

— Ох, нет, не до свидания! — крикнул пастырь ему вслед. — Уж лучше прощай навсегда! Ибо меня посетило предчувствие, что ты еще остановишь свой взор на мне в неведомом грядущем, когда я буду странствовать по сей безбожной, погрязшей во грехе и мерзости земле в беспрестанной — воистину беспрестанной! — борьбе с поганым сатанинским семенем! Засим глаголю тебе, брат Мэтью: прощай… и никакого «до свидания»!..

Резкий скрежещущий голос — пожалуй, способный сдирать краску с деревянных поверхностей, примени его пастырь по этому назначению, — постепенно угасал за спиной Мэтью, когда он свернул на улицу Правды. Он не рискнул оглянуться назад, полагая этот день неподходящим для превращения в соляной столп[31].

Проходя мимо тюрьмы, он не удостоил это гнусное заведение ни единым взглядом, хотя и непроизвольно напрягся, оказавшись в его тени.

Наконец он достиг ее дома.

Рейчел была занята делом. Она вынесла во двор бо́льшую часть мебели; тут же стояло большое корыто с мыльной водой. Под очистительными лучами солнца были разложены предметы одежды, постельное белье, матрас, котелки и сковородки, обувь и прочие вещи — почти все, что имелось в домашнем хозяйстве.

Дверь и ставни были широко распахнуты. Она проветривает помещения, сообразил Мэтью. Хочет снова здесь обосноваться и приводит жилище в порядок. И то верно, упрямством — чтоб не сказать, бездумной упертостью — Рейчел могла потягаться с Бидвеллом. А то и превзойти его. Что ж, если только тяжелый труд и терпение смогут сделать этот крысиный рассадник снова пригодным для жизни, у Рейчел будет собственный особняк.

Мэтью прошел через двор, лавируя между разложенными вещами. Неожиданно ему преградила путь каштанового цвета собачонка, дотоле дремавшая в тени корыта. Она приняла угрожающую позу и зашлась таким оглушительным лаем, что, пожалуй, заткнула бы глотку самому пастырю Иерусалиму.

Рейчел показалась на пороге дома и увидела, кто пришел.

— Тихо! — скомандовала она, хлопком в ладоши привлекая внимание дворняги. — Тихо!

Собачонка успокоилась, повиляла хвостом, широко зевнула и вновь растянулась на нагретой солнцем земле.

— Ну и ну! — сказал Мэтью. — Похоже, ты обзавелась охраной.

— Она прибилась ко мне этим утром. — Рейчел вытерла грязные руки столь же грязной тряпицей. — Я дала ей одну из булочек с ветчиной, которыми меня угостила миссис Неттлз, и вдруг мы с этой псиной стали как родные сестры.

Мэтью оглядел мебель и прочие предметы, вынесенные из дома.

— У тебя дел невпроворот, как я погляжу.

— Все будет не так уж плохо после того, как я наведу чистоту внутри.

— Рейчел, ты в самом деле планируешь остаться здесь?

— Это мой дом, — сказала она, пронзая его этим своим янтарным взглядом. Ее голову покрывал синий узорчатый платок; лицо было измазано сажей; серое платье и белый передник были не менее грязными. — Почему я должна его бросить?

— Потому что… — Он помедлил, прежде чем обратить ее внимание на шкатулку. — Потому что у меня кое-что для тебя есть. Можно войти?

— Да. Только там беспорядок, не обессудь.

Приближаясь к двери, Мэтью услышал позади резкий тявкающий выдох и подумал, что грозная четвероногая защитница решила-таки попробовать на вкус его ногу. Но, обернувшись, увидел собачонку стремглав несущейся через поле в погоне за двумя крысами. Одну из жертв она настигла и сцапала мертвой хваткой, так что крысиный хребет хрустнул между челюстями.

— Ей нравится ловить крыс, — сообщила Рейчел.

Зайдя в дом, Мэтью обнаружил, что перед его приходом Рейчел лезвием топора соскабливала с половиц желтоватые разводы лишайника. По стенам расползлись грибки и плесень, переливаясь причудливыми оттенками пурпурного и зеленого, какие нечасто увидишь даже во сне. Однако там, где на эту поросль падали прямые лучи солнца, она поблекла, становясь мертвенно-пепельной. К стене была прислонена метла — рядом с уже собранной кучей пыли, грязи, крысиного помета и костей. Тут же стояло и ведро с мыльной водой, в которую была погружена жесткая щетка.

— Знаешь, теперь вокруг полно доступного жилья, — сказал Мэтью. — Если ты твердо решила остаться здесь, можешь перебраться в любой из недавно покинутых домов, избавив себя от возни с капитальной уборкой. Кстати, я знаю одно вполне уютное местечко, где всего-то дел — удалить из комнаты осиное гнездо.

— Это мой дом, — повторила она.

— Конечно… да… но все же ты не думаешь, что…

Рейчел отвернулась от него, чтобы взять скалку, лежавшую на полу по соседству с метлой. Потом приложила ухо к стене и трижды по ней стукнула. Мэтью услышал панический писк и возню за досками.

— Никак с этими не управлюсь, — посетовала Рейчел. — Большинство из них я отсюда выжила, а вот здесь — в этой стене — засели самые вредные. Но я их прогоню, всех до единой, клянусь.

И в этот миг Мэтью все стало ясно.

Он понял, что Рейчел до сих пор находится в состоянии шока. И в этом не было ничего странного. Она потеряла мужа, потеряла свой дом, потеряла свободу. И даже — в тот период времени, когда ее сожжение казалось неминуемым, — потеряла волю к жизни. И теперь, столкнувшись с тяжелейшей — если вообще выполнимой — задачей восстановления своего жилища, она полностью сосредоточилась на преодолении этого последнего, в ее понимании, препятствия на пути к прежней нормальной жизни.