Зов Чернобога - [42]

Хельги вошел в горницу и стал задумчиво прохаживаться вдоль лавок.

— Что-то случилось? — заглянула в дверь Сельма.

— Зайди, — подозвал жену князь, кивнул в сторону лавки: — Садись, слушай.

К вечеру уже весь Киев знал — княжеская дружина гуляет перед дальним походом. Воины оккупировали все корчмы, кое-где выкатили прямо на улицы бочки с брагой и пивом, позвали баянов-сказителей. Веселились…

В корчме дедки Зверина, у хозяйки Любимы, тоже пировали воины. В основном хорошие знакомые Вятши, впрочем — не только. Целый угол заняли недавно прибывшие варяжские купцы, корабли которых не драккары, а купленные в Ладоге торговые ладьи с плоским, удобным для преодоления волоков днищем — покачивались сейчас у причалов. Варяги привезли для продажи железо, оружие, пеньку. Добрый товар, всегда имеющий спрос в Киеве. Многие из купцов однако, были недовольны — им бы хотелось вслед за дружиной князя плыть в ромейские земли, а вон оно как вышло-то! Не на юг навострил меч князь, на север, в Ладогу! А купцы-то рассчитывали на множество крепких рабов да на ромейских девок, темнооких красавиц, которых можно было бы с выгодой продать в Скирингсалле и Упсале.

— Ничего, — утешал одного из купцов бледного вида варяг-дружинник. — Девок и здесь, в Киеве купить можно. Или, — он оглянулся и понизил голос, — украсть.

— Украсть, говоришь? — Купец — вислоусый, с бритым подбородком и длинным, как клюв ворона, носом, стрельнул по сторонам светлыми, близко посаженными глазками. За нос свой он и получил прозвище — Ворон. Так все его и звали — Гнорр Ворон.

Собеседник его, варяг из княжьей дружины, длинный, сутулый, с заплетенными в косы волосами, куцей рыжеватой бороденкой и угрюмым, словно бы скособоченным лицом, важно кивнул. Мол, не ослышался гость — именно украсть. Эх, уж больно рискованное по нынешним временам дело! Раньше-то — Гнорр хорошо помнил — можно было причалить, не говоря худого слева, подальше от Киева, где-нибудь в радимичских землях или у кривичей, заманить нехитрым товаром на корабль народец, да, не говоря худого слова, и похватать всех. Или просто наловить по берегам малых ребят да женщин, как не раз и делали. Но то другие времена были, теперь не так. Почти все племена признали власть князя, а он торжественно поклялся их защищать, и делал это, надо признать, неплохо. Поскольку сам бывший викинг — сын старого Сигурда из Халогаланда — Хельги, или, как его здесь называли, Олег — прекрасно знал все хитрости своих соплеменников, и ни одно варяжское судно не могло миновать Ладогу, не пройдя тщательного контроля. Вот попробуй тут их и вывези, рабов-пленников. За такие дела и самого могут обратить в рабство волею Вещего князя. Нет, рискованное уж больно дело!

— Да какой тут риск-то? — усмехнулся дружинник. — Сейчас такая силища на север попрет, в Ладогу! Почти полсотни ладей! Так что вряд ли в Ладоге досмотр строгий будет.

— А ведь и в самом деле, — задумчиво прошептал Гнорр. — Тут уж можно воспользоваться суматохой.

— Дурак бы не воспользовался.

— Что ж, теперь бы как насчет девок, Стемид? — Купец хитро взглянул на собеседника.

Тот ухмыльнулся:

— А это смотря как заплатишь.

— Заплачу хорошо, не сомневайся, — засмеялся Ворон. — Лишь бы девки красивые были. И это… не белобрысые, таких и ближе, у англов да фризов, полно. Вот, хотя бы как эта. — Купец кивнул в сторону высокой стройной девушки, голубоглазой, с волнистыми каштановыми волосами, удерживаемыми узким кожаным ремешком. Девушка разносила деревянные кружки с брагой.

— Или вот эту, — Гнорр показал на смуглую черноокую красавицу с толстой иссиня-черной косой, раскладывающую по длинному столу свежие, только что выпеченные лепешки.

— Эту нельзя, — покачал головой Стемид. — Это хозяйка, Любима. А вот ту… та, похоже, у них недавно, служанка, рядовинка или рабыня. Видел ее на пристани да на рынке — видать, одна ходит… — Дружинник внезапно наклонился к купцу: — Сколько дашь?

Торговец назвал сумму.

— Пойдет, — согласно кивнул Стемид. — Не обещаю, конечно, но завтра посижу тут, послежу… вдруг и подгадаю удобный момент…

— Подгадай, — осклабился Гнорр Ворон и признался: — Уж больно хороша девка!

— Мне тоже понравилась, — хохотнул варяг.

— Чего это вон те двое на наших женщин пялятся? — сидя у круглой печи, недовольно пробормочи тал себе под нос Твор. — Ишь, выпялились, собаки… Ярил занят вечно, Вятша сейчас — тоже, к походу готовится, не пьянствует, как некоторые. Хорошо хоть я остался — не пошел в лес с Порубором да этим, Харинтием, вот и пригляжу за девчонками. За ними ж, особенно за сестрой, глаз да глаз нужен.

Мальчик горделиво расправил плечи. По всему выходило — он один тут остался защитник, не считая двух мужиков — вдачей, что работали на заднем дворе за кормежку, да смирного пса Отогая.

Ничего, в общем-то, не случилось с гуляками — поели, да пива-браги попили, да попели песни. К ночи и разошлись все.

Утром, киевским майским утром, солнышко так сверкало за Днепром, что глазам было больно. За оградой корчмы пересвистывались в кустах жимолости соловьи, где-то неподалеку, в иве, пела иволга, а в чистом ярко-голубом небе, высоко-высоко, широко расправив крылья, парил ястреб. Твор проснулся рано, натаскал к летней кухне дровишек, принес с ручья пару кадок воды, плеснул в миску Отогаю — пес добродушно заурчал, замахал хвостищем и, вылакав воду, умильно посмотрел на мальчика.