Зощенко - [111]

Дома ждали меня Б.М. Эйхенбаум, М. Козаков с женой 3. А. Никитиной и А. Мариенгоф с женой А.Б. Никритиной. Они были тоже взволнованы докладом. Мне сказали, что сейчас придет Зощенко.

Он пришел. В кепочке. В сером пиджачке и брюках в полоску. С палочкой. С легкой усмешкой на тощем лице.

— К чему же меня приговорили? — спросил он. — Меня не позвали на собрание.

Я ответил, что положение в высшей степени серьезное.

Все мы вместе прошли ко мне в кабинет. Зощенко спросил уже без улыбки:

— Какое самое худое слово из всех худых слов было обо мне сказано?

Меня оставили с ним наедине, и я постарался сжато изложить суть доклада. Заключил я так:

— Тебе бы, по-моему, следовало прежде всего заявить, что ты советский человек и советский писатель.

— А кто же я такой? — искренне удивился Зощенко. — Как это вдруг на старости лет, на пятьдесят втором году жизни, заявлять, что я советский? Никаким другим я и не был за все годы!

Мы перешли в другую комнату, где сидели остальные.

Зощенко хотел понять то, что произошло, но недоумение вновь и вновь вспыхивало в нем. Поистине то была страшная ночь.

Бдение наше длилось до утра. Затем мы расстались. О сне, конечно, и думать было нечего.

День за днем положение обострялось — в газетах, по радио, на собраниях. Имя Зощенко приобретало какой-то зловещий цвет.

Как-то в те дни я шел с Зощенко по набережной канала Грибоедова, и он сказал мне:

— А ведь со мной опасно показываться на людях.

— Да ну тебя! Не до шуток.

— Вот именно, что тут не до юмора. Появились какие-то критики, которые соединяют имена. Ты заметил? Я уже сложил чемоданчик».

Лишь 20 августа (все делается с изуверской медлительностью) постановление ЦК ВКП(б) от 14 августа 1946 года «О журналах “Звезда” и “Ленинград”» публикуется в газетах «Культура и жизнь» и «Ленинградская правда».

Двадцать шестого августа Зощенко посылает письмо Сталину. 4 сентября 1946-го постановлением Президиума Правления ССП СССР М.М. Зощенко исключается из Союза советских писателей (и тем самым лишается продуктовой карточки). Можно ли это «решение» считать «ответом вождя на письмо»? Вероятно. Тогда никакие важные решения без согласования с ним не принимались.

Кто помнит те времена — знает, что лишение продуктовых карточек было равносильно смертному приговору. Помню, как у моей старшей сестры Эли в 1946 году вытащили из кармана карточки на всю нашу семью, затем — помню, как она делает из веревки петлю и надевает на шею. Мы, плача, хватаем ее за руки… И положение Зощенко было отчаянное. Еду можно было купить только на рынке, в десять раз дороже — но и денег нет. Все издательства, журналы и театры расторгают с ним заключенные ранее договоры, требуют возвращения финансовых ссуд.

От голодной смерти его спасает самый преданный человек — Лида Чалова, она покупает для него продуктовые карточки.

Приходится распродавать мебель, купленную в годы успеха. Квартира пустеет. Писатель Иван Крат (автор военной повести, где действующим лицом был Жданов) покупает у Зощенко тяжелый старинный диван, прет его к себе на этаж, у него случается сердечный приступ, и он умирает.

Нужда заставляет Зощенко вспомнить профессию сапожника. Один из знакомых, зайдя в гости без предупреждения, успел увидеть, как Зощенко ползает по полу, вырезая из войлока стельки. Всё как у героя Зощенко сапожника Снопкова: «И жили они определенно не худо. Зимой, безусловно, голодовали…» Для Зощенко наступила «зима» — его новые вещи под разными предлогами не принимали, старые договоры аннулировали.

В десятках статей, обзоров, рецензий, читательских писем, «творческих отчетов» и интервью Михаила Зощенко прорабатывали и поносили с такой монотонной яростью, какой не видывали со времен недоброй памяти РАППа.

Все это привело к самому печальному — в сознании обывателя, проще говоря, в среде героев Зощенко стало развиваться негативное к нему отношение, как к вредителю и врагу государства.

Литератор Георгий Мунблит приводит характерный эпизод (Мунблит Г. Слезы сквозь смех // Вспоминая Михаила Зощенко. Сборник):

«…Прошло не меньше года, прежде чем в Союзе писателей было решено попытаться что-либо сделать, чтобы облегчить положение Зощенко, и он был вызван в Москву.

Приехав, Михаил Михайлович позвонил мне по телефону и пришел ко мне, а придя, рассказал об удивительных обстоятельствах, сопровождавших его нынешний приезд, причем рассказ этот был, пожалуй, первым смешным рассказом, какой мне удалось за все время нашего знакомства услышать от Зощенко.

Все началось с того, что еще с вокзала он позвонил в Союз писателей, чтобы узнать, когда его смогут принять. Ему ответили, что час приема еще не назначен, а пока ему надлежит ехать в гостиницу “Метрополь”, где для него забронировано место. Он отправился туда. Администратор выслушал его, полистал какие-то бумажки и сообщил, что место для него действительно имеется в четвертом этаже, комната номер такой-то. При этом администратор почему-то смущался и сетовал на трудные послевоенные времена.

Уже поднимаясь в лифте, Михаил Михайлович подивился внимательному взгляду и странному тону администратора, каким тот сообщил номер отведенной ему комнаты.