Зона индиго - [31]

Да, Тамара перестала быть собой. От нее осталась только мягкая оболочка, покорная игрушка бибабо, готовая исполнить все, что прикажет ей новое «я», новая кровь, новый хозяин. А ему, надвигающемуся медленно и неизбежно, как тень от громадной тучи, зачем-то нужна была Лиля.

Глупенькая, маленькая, бледная Лиля, чахлый цветочек средней полосы России, мать-одиночка, храбрая портняжка! Что же было у нее такого? Зачем она понадобилась загадочному чужаку, чья сущность была древнее самого мира? И зачем к ней приехали мать ее и брат? Кому служили они? И когда это все началось?

Глава 8

Зима в Лучегорске пронизана ветрами, пахнет йодом и имеет зеленовато-бурый оттенок гниющих водорослей. Летом это обычный курортный городок, впрочем, отдыхающих никогда не бывает слишком много. Не выстроили в Лучегорске ни санатория, ни пансионата, и добираются сюда только те бледнолицые братья, что мечтают отдыхать дикарями, снимая вигвамы в частном секторе, или ставить палатки на каменистом берегу. Впрочем, и от этих пришельцев довольно шума на пляже, да и на местном базарчике, где царствуют торговцы свежей рыбой да бушуют зеленщики, не протолкнуться. Зимой же почти всякая жизнь в Лучегорске замирает. Один только ветер, кажется, охотно гуляет по улицам. Неловко выстроен этот городок – казалось бы, удачно стоит в ложбинке между гор, ан нет. На самом пути пассата воздвигнут Лучегорск, и зимой от его продольной, до костей пробирающей тяги некуда деваться. А хуже всего приходится детям, что живут в большом белом доме на горе. Выбрал же место для дачи неизвестный чудак, нет бы поставить дом в затишке, в низинке, пусть оттуда и не виделось бы море! На открыточный вид богач польстился, да что такое вид, им щели не заткнешь и печку не растопишь!

На миру, на ветру, на самом что ни на есть голом месте – ни одного деревца! – стоит белоснежный дом, и окружают его только розовые облака тамариска. Впрочем, бывший владелец дома приезжал в свои пенаты только летом, как и те люди, что селили много позже в эту дачу детский дом. Как и те люди, что назвали городок Лучегорском. Зимой лучи солнца не проникали в долину, а только отражались в сияющих шапках горных вершин. Редкий денек выдавался солнечным, но все равно каждый божий день выводили гулять сирот в тесных коричневых пальтишках на рыбьем меху. Притихшие дети не резвились, не бегали, а собирались в группки, жались друг к другу, как озябшие птенцы, и щебетали тихонько между собой. Сколько сказок и преданий, старых и новых, таил для них этот пустынный берег! Говорили они о призраке старика в белом одеянии, который бродит по скалам и, тоскуя, жалуется в рифму на холод и ветер, на тягости изгнания. Так и звали его – Поэт. Говорили о рыбах, которые время от времени попадают в сети рыбаков, – рыбах с человеческими лицами. Они стонут и плачут, когда их поднимают на воздух, и каждый раз этот зловещий улов грозит рыбакам бедой. Говорили о белых, обглоданных временем и подводными тварями костях, выбрасываемых морем всякий раз во время шторма, и о том, что под скалой есть глубокое место, где стоймя стоят бесчисленные скелеты с привязанным к ногам грузом. Кто-то из старших воспитанников, давным еще давно, нырнул со скалы Кошачьей в море, чтобы показать свое умение и удаль, и увидел их на дне. Он успел рассказать об увиденном до того, как за ним пришла машина с красным крестом и увезла его, полубезумного. С тех пор смельчака, говорили, никто не встречал. Говорили о пограничнике, который вот в такой же зимний день сошел с ума на своем посту. У него был автомат, и он открыл огонь со своей вышки. Он стрелял по городу, он стрелял в людей, но был уверен, что уничтожает мерзопакостных монстров. Когда у парня кончились патроны, он бросился вниз головой прямо с вышки, и его окровавленный призрак тоже порой тревожит горожан. Говорили, что в той же скале Кошачьей есть пещера, где хранится древний пиратский клад – золото и бриллианты, рубины и изумруды, и горит в той пещере уже сотни лет негасимая лампа. В скале и правда зияло множество узких расщелин, но даже приближаться к ним было строго-настрого запрещено.

Витя Орлов, которому в детском доме дали говорящую фамилию Дорожный – похоже на блатную кличку, но ему недолго придется ее носить! – внимал этим байкам с жадностью. Его детский мозг страдал от недостатка информации, как от нехватки кислорода. Он рано выучился читать, но к занятиям в школе еще не приступил по возрасту. Витя перечитал все книжки в библиотеке детского дома «Лучик», ведь их было так мало! Разве попроситься в другой, взрослый зал? Не пустят, скажут, сначала подрасти. Телевизор разрешали смотреть каждый день по часу, раз в неделю показывали кино, да разве утолишь этими крохами голод по миру – большому, разноцветному миру, в котором каждый день происходит что-то новое? А в детском доме каждый день все одно и то же, так редко появляются новые люди, так редко звучат непривычные голоса! Нет, летом, конечно, приезжают дети из других детских домов, из других городов. На отдых, к морю. С ними можно водиться, но и у них все одни и те же разговоры…