Золушка ждет принца (Софья-Екатерина II Алексеевна и Петр III) - [5]

И сама императрица, непредсказуемая, суеверная, необязательная, очаровательная, приветливая, истеричная, смешливая, крикливая, властная, чувственная, набожная, обидчивая, улыбчивая, добрая, злая, щедрая, скупая, тоже нравилась Золушке. Ей очень хотелось, чтобы государыня полюбила ее. Ей очень хотелось, чтобы ее полюбила Россия!

Для этого, поняла Золушка, она должна была и сама сделаться русской. Если ее жениху угодно щеголять прусскими манерами – это его дело, он принц, ему прощается все. Но она, малышка Фике, Золушка из Штеттина, должна стать русской совершенно – от публичных речей до сокровенных молитв.

«Я хочу быть русской, чтобы русские меня любили!»

И она начала учиться. Так, как будто от результатов этой учебы зависела ее жизнь!

Однако в усердии своем она сама же подвергала эту жизнь опасности.

Чтобы повторить урок, заданный ее учителем Ададуровым, Золушка однажды проснулась среди ночи и принялась зубрить, бродя по комнате. Чтобы не клонило в сон, она нарочно ступала по промерзшим половицам босыми ногами. Наутро ее било в ознобе так, что она не могла ехать на обед к принцу, и даже ее матушка, которая отнюдь не была склонна щадить дочь, забеспокоилась. Ночная зубрежка вылилась в жесточайшее воспаление легких, от которого Золушку лечили, шестнадцать раз отворяя ей кровь, под личным присмотром императрицы, пока не вышел наконец злостный нарыв.

А между тем история о маленькой чужеземке, которая чуть ли не до смерти заболела, когда учила русский язык и русские молитвы, занимала и двор, и петербургское общество. Кроме того, стало известно, что мать ее, считая дочь уже почти умирающей, хотела позвать к ней пастора, но девушка отказалась и попросила православного священника. Это всех умилило. Золушку жалели... а по-русски жалеть – значит, любить. Даже принц начал проявлять больше внимания к своей невесте. Правда, он навещал ее лишь для того, чтобы поведать о своей любви к фрейлине Лопухиной, матушку которой императрица недавно приказала сослать в Сибирь. Фике делала вид, что сочувствует девушке, но сочувствовала она себе. Может быть, именно тогда ей стало ясно, что между нею и женихом никогда не будет не то что любви, но даже и тени взаимопонимания? Он был глуп, он был безнадежно глуп и бессердечен... А впрочем, Золушка не стыдилась признаться себе, что русская корона привлекала ее больше, чем его особа.

При дворе за время ее болезни многое изменилось. Иоганна-Елизавета меньше беспокоилась за здоровье дочери, чем за успех своих интриг. И заигралась в эти опасные игры до того, что потеряла осторожность. Ее связь с маркизом де Шетарди, ее откровенное шпионство и непочтительность к императрице лично и к России вообще вызвали яростный гнев Елизаветы Петровны. Государыне было чем возмущаться! За ней не хотели признавать императорского титула, самые интимные подробности ее жизни, ее характера становились достоянием враждебных дворов, причем снабжались весьма оскорбительными комментариями. И в этих оскорблениях, в попытке расшатать благополучие ее внутренней и внешней политики, убрав министра Алексея Бестужева, были повинны не только француз Шетарди, но и почти родственница!

Грязные сплетники, вот кто они такие были. Грязные сплетники!

Шетарди был немедленно выслан. Иоганну не выгнали только потому, что приближалась свадьба принца и Золушки. Однако и речи о прежнем доверии между ней и императрицей не могло быть. Ей было предписано покинуть Петербург тотчас после венчания.

Теперь уже всякое лыко было ей в строку, тем паче что Иоганна не знала удержу своему эгоизму. Ей вдруг приспичило за-иметь для себя отрез красивой материи, который был у дочери. Золушка лежала больная, в жару – мать не постеснялась выпросить у нее ткань. Эта маленькая история стала известна и вызвала новый прилив неприязни к Иоганне и сочувствия к Фике. Государыня прислала ей взамен два роскошных отреза и приказала поспешить с крещением и миропомазанием. На место крестной матери будущей великой княгини претендовали самые блестящие дамы двора, но государыня сама пригласила для этого игуменью Новодевичьего монастыря, восьмидесятилетнюю подвижницу. Большей чести трудно было вообразить. Но чтобы еще сильнее доказать свое расположение, императрица заказала к этому событию для Золушки платье, во всем подобное своему: малиновое с серебром.

Но в этот день Золушка блеснула не только роскошью наряда. Она произнесла свой символ веры как нельзя лучше, громко и внятно, на русском языке почти без акцента и совершенно без ошибок. Неудивительно, что половина присутствующих в церкви облилась слезами умиления и восторга – и в их числе была сама Елизавета Петровна. Невольно вспоминали, как косноязычно произносил символ веры, как нелепо вел себя в день крещения принц! Он как был чужаком, так и остался. А эта тоненькая девочка стала своя!

Это событие было торжественно отпраздновано балами, маскарадами, фейерверками, иллюминациями, операми и комедиями в течение по крайней мере восьми дней. А потом императрица, великий князь и великая княгиня (да-да, теперь Золушка звалась великой княгиней и ее императорским высочеством!) отправились в Киев – в Печерскую лавру – каждый со своей свитой. И Золушку уже никто не называл смешным детским именем Фике. Отныне она звалась Екатериной Алексеевной.