Золушка поневоле, или Туфельки моей ба - [15]

— Хорошо, скажем, я тебе верю, где эта моя новоприобретенная родня?

За спиной кашлянули. Обернувшись, увидела вполне себе милую женщину средних лет, еще не потерявшую ни приятных форм, ни здорового цвета лица, она даже одета была по сравнению со всеми в почти спокойный наряд, бирюзовый. Наряд кстати подчеркивал выразительные очень проницательные голубые глаза.

— Моника Лауз — представил мне даму Олаф, та присела в реверансе я тоже, в смысле, в чем-то на него похожем, надеюсь. Когда поднялась, бывший сокамерник закончил: Моника согласилась побыть твоей мачехой несколько дней.

— Спасибо, — ну надо же мне было что-то сказать, да и дошло до меня вдруг, как же эта симпатичная женщина подставляется, когда решает помочь какой-то незнакомке избежать нежелательного замужества.

— Не стоит, Олаф мне хорошо заплатил, — теперь посмотрела уже на сокамерника, но тот взглядом показал, что не собирается обсуждать эту тему. Вместо этого архивариус заговорил о другом:

— Сейчас вы с Моникой должны попасться на глаза принцу и представиться, желательно, чтобы при этом присутствовало, как можно больше свидетелей иначе план не сработает. Справишься?

Последний вопрос Олаф адресовал конкретно мне, ну а как еще объяснить взгляд на меня направленный и сомнения в голосе, Моника же с его слов профессионал, а меня он уже знает достаточно хорошо, чтобы не питать лишних иллюзий.

— Конечно, — беспечный тон дался мне гораздо легче, чем осознание того факта, что если все завалю, решусь очень даже неплохого шанса выбраться из той ямы, куда невольно попалась, когда погналась за человеком, спершим у меня туфлю. Олаф кивнул, и мы отчалили, в смысле, Моника пошла в сторону пьедестала, а сокамерник взглядом показал, чтобы шла за ней, пришлось пойти… а впереди был Гаррет. И даже не один! И отчасти, конечно, хорошо, что не один, но я бы может, будь он один, получила бы хоть минуту передышки, чтобы составить хотя бы примерный план действий, а так пришлось участвовать сразу.

И кстати, кажется, Олаф не лгал, когда называл Монику профессионалом, женщина со слезами на глазах (и когда только натереть успела!?) смачно бухнулась под ноги принцу. Полминуты все в шоке смотрели на плачущую женщину, пока Гаррет не догадался с некоторой опаской ее поднять, тогда уже концерт вышел на новый виток абсурда:

— Спаситель, — закричала Моника, вцепляясь в грудь будущего короля, не переставая при этом, правда, громко рыдать и подозрительно шмыгать носом: корми….лец! Защ-щщитник!

И все это хныча, под очень недоуменный взгляд толпы и постепенно звереющим взглядом Гаррета, и не думая отпускать чужую одежду. Впрочем, вскоре, Моника, догадалась, что если не прекратить портить царственный наряд ее придушат прямо на месте и поэтому с истерикой решила закруглиться, переходя так сказать к сути:

— Единственную кровиночку спас. Нашел ее родненькую!

Я икнула, в смысле, по идее, понятно, конечно, что Моника обо мне сейчас, но она же вроде играет мою мачеху, причем, мачеху, у которой еще есть две свои дочки, в смысле, она точно не переигрывает!? А ладно, главное, что людям нравится и Гаррета бесит! Начинаю понимать Олафа, наблюдать за чужими бедами со стороны реально смешно!

Ой, кажется, Гаррет что-то понял, он брезгливо отцепил от себя руки 'будущей тещи' и нашел ржущую меня взглядом, обещая все виды кар и неприятностей. Но я не испугалась, потому что этот его взгляд поймала того и ждущая Моника, а значит принц обломается:

— Лорисончик, милая, чего ж ты не подходишь к матушке!?

Ага, как же обломается…

Это был абзац, в смысле, для принца, конечно тоже, но ведь и для меня, потому что подходить к человеку, глаза, которого откровенно тебя убивают, согласитесь, как-то страшновато. Но я заставила себя сделать эти несколько шагов вперед, в конце концов, речь шла о моей свободе, да и не будет же будущий король убивать свою будущую жену прямо на глазах у подданных!??

Ну, вменяемый король наверно не стал бы, а этот может!

Когда подошла ближе с лица сама собой сошла улыбка, а ноги начали мелко дрожать, на Гаррета старалась не смотреть.

— Как выросла, маленькая моя, — больно затеребила меня со всех сторон, наконец, отпустившая принца 'матушка'. Видимо пощипывания моих рук и щек должны были символизировать всю силу радости давно не видевшей свое блудное дитя матери. Не знаю, как смотрелось со стороны, а я мучительным порывом сдерживала ойканье, думая о том, что Моника по поведению ближе к принцу, чем ко мне. И кстати, ее последующая реплика, сказанная мне на ушко зло приказным тоном, мои мысли полностью подтверждала:

— Улыбайся!

Я старалась, честно, но судя по испуганным лицам, улыбка у меня вышла не самая радостная, впрочем, какая разница, если учесть, что главный зритель все равно нам не поверил. И тут мне подумалось, 'а может тоже включить свои актерские способности!?'. Зря, если честно, никогда не стоит пытаться включить то, что изначально не работает, но что вышло, то вышло.

Я стала плакать, вернее, пытаться плакать и говорить о том, как по ней соскучилась, а еще по сестрам, а вот тут мой сбивчивый лепет перебил Гаррет: