Золотые ласточки Картье - [2]

Хорошо сказано.

Вот Матвей Игоревич, начальник Софьи, он из разведенных, в третий раз, к слову, и сам шутит, что развод – это тоже своего рода традиция. Петька из соседнего отдела – определенно озабоченный, не способный пропустить мимо ни одной юбки, пусть бы и носит эту юбку Ангелина Витольдовна, дама предпенсионного возраста, глубоко счастливая в браке и собственных ста двадцати килограммах веса. А вот Витюша, Софьин единственный подчиненный, – он явно из породы маменькиных сынков. И маменька его на работу провожает, сама несет пакет с судочками, в которых остывает домашняя еда, звонит семь раз на дню, напоминая, что Витюше надо покушать, выпить минералочки и витаминчики принять…

Тряхнув головой, Софья снова занялась бигудями.

Ну их всех… От работы отдохнуть надобно, тем более что у Софьи – отпуск законный и провести его надобно с пользой. Вот только у Ляльки на это имелись собственные планы.

– У нее замечательные отзывы! Десятки благодарных клиентов! Да половина из тех, кто к ней обращается, в течение полугода замуж выходят!

– А вторая половина? – поинтересовалась Софья, вытирая руки полотенцем.

– Что вторая? А… вечно ты занудничаешь. И вторая выходит, но чуть попозже, – Лялька повернулась к зеркалу, оценивая работу. – И вообще, Сонька, хватит уже киснуть… Ну что мы с тобой теряем?

Ничего.

Софья послушно кивнула: Ляльке она уступала с детства. Она чудесно помнила первую встречу. Новый дом, новая квартира, пугающе огромная, на целых четыре комнаты. Запах бумаги и краски, рулоны с обоями, которые у мамы получилось достать по большому блату. Сияющий белизной унитаз. И не менее сияющий, но куда более внушительный рукомойник…

– Иди, дорогая, погуляй, – мама выставила Софью за дверь, всучив два бутерброда с маслом.

Переезд проходил одновременно с ремонтом, что прибавляло маме забот, а Софья мешалась под ногами. Она была спокойным ребенком, но мало ли… и вообще, пусть во двор идет, погода-то хорошая. Софья и вышла. Села на лавочку, не зная, как быть дальше.

– С маслом? – деловито поинтересовалась рыжеволосая девчонка, указав на бутерброд.

– Ага. Хочешь?

Софья разодрала слипшиеся куски батона и протянула один девчонке. Та взяла, но спасибо, как положено воспитанной девочке, не сказала.

– А я знаю. Ты из тридцатой квартиры! – девчонка села рядом.

Она ела и говорила с набитым ртом, облизывала пальцы, несмотря на то, что пальцы эти были не очень чистыми. Руки вытирала о колготы, красные, с зелеными квадратными латками на коленях. Юбка на девчонке была желтой, а кофта – васильковой. Рыжие косички торчали в разные стороны, перехваченные черными резиночками.

– Ага, – ответила Софья, не зная, что еще сказать.

– Меня Лялькой звать.

– Софья.

– Я тут давно живу, – она махнула в сторону дома. – Вот как выродилась, так и живу. Я тут все знаю! Хочешь, покажу тебе кошку? У нее котята! Маленькие совсем! Она их в подвале прячет…

В подвал соваться было нельзя, но посмотреть на котят очень хотелось, и Софья, оглянувшись на дом, решила, что если она быстренько сходит, глянет одним глазочком, то ничего страшного не произойдет. Она вернется…

…Тогда еще Софья не знала, что с Лялькой подобное невозможно.

Из подвала их извлекли поздним вечером. Мама причитала, папа взялся за ремень… но потом, уже в кровати, Софья про себя решила, что прогулка того стоила. В конце концов, она и вправду видела котят, троих рыжих, а одного – угольно-черного… вдруг да родители разрешат его взять?

Если очень-очень попросить…

…Не разрешили, потому что квартира новая, ремонт и обои дефицитные, и вообще в доме не должно кошатиной пахнуть.

– Чушь, – сказала Лялькина мама, ставя очередную латку – у Ляльки вечно одежда рвалась на коленях и локтях, как будто бы эти колени и локти были неоправданно остры. – В доме должно пахнуть живым…

…Например, пирогами. Или булками. Или кашей гречневой, невероятно вкусной, потому как Лялькина мама гречневую крупу на сале обжаривала, а потом уже варила.

Она разливала чай в глиняные кружки, разрисованные Лялькой, и чай оттого становился вкусней.

– Не надо бояться жить, – говорила она. И Ляльку никогда не ругала, даже тогда, когда Лялька в новом, только-только купленном платье полезла лягушек ловить… – А то ведь жизнь пройдет, и что тогда?

Софья сама стала бояться, что да, пройдет и… Но, наверное, она была изначально другой.

Боязливой.

И родители Лялькину маму не одобряли.

Разведенка. И продавщица в местном гастрономе. Что с нее взять-то? Софье надлежало дружить с детьми людей приличных, но с ними было невыносимо скучно, и Софья снова и снова нарушала запрет и попадала с Лялькой в очередную историю.

– Мы ведь не нарочно, – сказала как-то Лялька, когда Софьин отец, не выдержав, за ремень взялся. – Нам просто интересно!

Время шло.

Одни связи рвались, другие – становились прочней. Лялька поступила в театральный, на что Софьины родители лишь головой покачали, мол, актриса – это не профессия… Благо сама Софья родительские надежды оправдала, выбрав себе стезю экономиста…

Была учеба.

И был выпускной, к которому родители приобрели подержанную иномарку.

На ней они и разбились. Потом сказали, отец с управлением не справился: сердце остановилось. У него сердце пошаливало, а он терпел, боясь показаться слабым. И дотерпелся.