Золотые костры - [121]
— Вы будете проводить дознание?
— Я. И мои братья. Но судить их будет коллегиальный трибунал. Эти мудрые мужи решат по справедливости.
Ун Номанн скривился, считая, как и я, что костры будут полыхать не только под виновными:
— Ваш нюх может и обмануть, отец Себастьян.
— Понимаю ваши сомнения, — улыбнулся тот. — Это монастырь, в котором ваш отец был попечителем. Сюда вложено много сил и средств, и вот теперь мне приходится пройти через него огнем, а может быть, и мечом, карая всех, кто был, знал, слышал и видел. Но, поверьте, я тридцать четыре года очищаю мир от нечисти, спасая таких, как вы, господин ун Номанн. Мой нос не подводит. Ведьма в этих стенах, и вы увидите ее, а может, и их, в ближайшие полчаса. Пока мы возились с воротами, они сжигали запрещенные книги и фолианты. Хотите, поспорим?
— Тогда отчего же вы не торопитесь?
Инквизитор рассмеялся:
— Потому что нельзя за полчаса сжечь все. Книги, алхимические лаборатории, снадобья, дневники и письма. Когда приходит такой час, этого всегда оказывается слишком много и лежит оно в разных местах. К тому же, полагаясь на свой опыт, спешу сказать, господа, что жадность — один из приятных человеческих грехов. — Он поплотнее закутался в плащ, который делал его фигуру еще более бесформенной. — Жадности подвержены даже ведьмы. Некоторые книги довольно ценны, и их не так-то просто взять и уничтожить. Идемте. Сами все увидите.
— Значит, сюда вас привел нюх? — Я шел рядом с инквизитором, тогда как хмурый ун Номанн, не одобряющий все происходящее, неохотно шагал позади.
— Ну, и правильные вопросы правильным людям. Они — основа всякого розыска. Желаете узнать, что сказали мне эти люди, мастер?
— Извольте. — Мне действительно было любопытно.
— О, всего лишь мелочь, которая дала мне направление для поиска. Что бургграф любил женщин.
— Это не было секретом. Я тому примером, — буркнул бастард.
— О да, господин ун Номанн. Прелюбодеяние встречается столь часто, что все давно перестали обращать внимание на такие мелочи. Но излишняя любвеобильность в итоге погубила вашего, без всякого сомнения, греховного батюшку. Хотите, расскажу, как все было? — Инквизитор грустно улыбнулся. — Ему наскучили шлюхи, и он захотел чего-то нового и запретного. Невесту Христа, к примеру. В итоге он заполучил ее, чем совершил серьезный проступок, и, чтобы скрыть его, убил свою жертву.
— Серьезное обвинение, инквизитор, — нахмурился тот.
— Я могу себе это позволить. Убил, изуродовал, бросил тело на улице. Ее записали как неизвестную и похоронили здесь же. В одном лишь ошибся ваш отец, господин ун Номанн. Он взял ягненка из овчарни, в которой живет волчица, и кто-то из этих добрых монахинь узнал о случившемся. И вместо того, чтобы пойти к нам или к светским властям с информацией о злодействе, она решила разобраться собственными… точнее, дьявольскими силами.
— Чем привлекла внимание к монастырю, — проронил я. — Думаю, она молода.
— Глупа, вы хотите сказать? — Отец Себастьян остановился, прислушиваясь. — Да. Глупость часто соседствует с молодостью. Опытная ведьма никогда бы не пошла на такой риск. Поцелуй смерти! Слишком заметно. Гораздо заметнее наговоров на хворую болезнь, оступившуюся лошадь или яд в стакане молока.
— Все это бездоказательно, — упорно возразил ун Номанн.
— Пока — да. Но дайте мне пару дней, и доказательства будут.
— Доказательства, выбитые под пытками! А честь отца в это время будет полностью растоптана.
— О, не волнуйтесь на сей счет. До тех пор пока все не станет известно точно, это всего лишь частная беседа и слишком разгулявшееся воображение инквизитора, — с иронией произнес Пес Господень, вступая в монастырь.
Здесь все еще остро пахло порохом, лежали окровавленные части тела привратницы. Инквизитор равнодушно перешагнул через труп и вывел нас во внутренний монастырский дворик — очень красивый и уютный, несмотря на зиму и снег. Здесь был чудесный сад, чуть дальше начинались огороды с теплицами, прямо напротив них стояла осушенная чаша каменного фонтана.
Монашек выводили сюда. Кто-то шел добровольно, кого-то тащили волоком. Кто-то молчал, кто-то рыдал, кто-то просил у Бога защитить их. Пока женщин собралось три десятка, но каждую минуту приводили новых и новых, сгоняли в кучу, словно овец, под присмотр людей в серых рясах и воинов, вооруженных арбалетами.
Все кларисски выглядели ошеломленными. По крайней мере у двоих были разбиты лица. Возможно, они сопротивлялись, когда инквизиторы срывали с них платки и покрывала, открывая волосы.
— Ну, давайте посмотрим на пока еще неполный улов. — Отец Себастьян прошел мимо женщин, внимательно изучая их, заглядывая в глаза.
Некоторые, не выдерживая его взгляда, отворачивались, другие начинали молиться еще громче, третьи, не веря в происходящее, продолжали плакать. Лишь одна старуха с растрепанными седыми волосами смело сказала ему:
— Господь покарает тебя за это преступление!
