Золотые эполеты, пули из свинца - [3]

Тогда ему не удержаться, а падение с почти двад– цатисаженной высоты ясно чем заканчивается. Сердца четырех мужчин и молодой девушки, стоящих внизу, у подножья каланчи, замерли.

Однако выдержка и хладнокровие не покинули князя Сергея: он принял парадоксальное, но единственно верное решение. Не дожидаясь, пока руки окончательно ослабнут, он сам разжал их, выбросил вверх и резко откинулся назад, одновременно изо всех сил оттолкнувшись опорной ногой от выступа. На какое-то неуловимое мгновение его вытянувшееся струной тело словно зависло между небом и землей. Все решала буквально четверть вершка: хватит ли энергии толчка для того, чтобы допрыгнуть до железной решетки, ограждающей смотровую площадку каланчи?

Хватило! Храбрец мертвой хваткой вцепился в прутья решетки. Теперь оставались сущие пустяки: ловко подтянувшись, он перебросил тело на смотровую площадку каланчи. В ту же секунду сверху донесся его веселый беззаботный смех:

– Ха-ха-ха! Вот так, господа! Николай Степанович, пари за мной? Как, интересно, вы поставите нам дюжину шампанского, когда в Петрограде по случаю военных действий – сухой закон и патрули военной комендатуры исправно обходят все кабаки? Ха-ха-ха! Это вам будет посложнее, чем мне вскарабкаться на эту славную башенку!

Офицеры, еле успевшие дух перевести, дружно зааплодировали, но барышня Наталья к ним не присоединилась.

– Спускайтесь, князь! – отозвался снизу прапорщик-гусар. – Только, прошу вас, не тем же путем, это уже перебор получится. Там внутри лесенка есть. Пари за вами. Что до моей ставки, то не извольте сомневаться – шампанское будет. Мы все вместе отправимся в «Бродячую собаку», и хотел бы я посмотреть, как мне там не выставят дюжину шампанского. Вы какое предпочитаете: «Редерер», «Ирруа»?

– О-о! У меня даже есть выбор? Тогда «Адле»!

– Нет проблем, будет вам «Адле». Спускайтесь скорее.

Очаровательная любительница верховых прогулок, заслышав эти слова, возмущенно фыркнула.

– Как же вам не совестно! – Она укоризненно взглянула на прапорщика. – Молодой здоровый мужчина в то время, когда наши воины гибнут на фронтах под германскими и австрийскими пулями, безо всякого смысла рискует жизнью! А вы еще и пари держите, вместо того чтобы удержать своего приятеля от такого глупого поступка. Разве же это совместимо с офицерской честью? С патриотизмом, наконец?

На щеках девушки выступил румянец, глаза заблестели. Рассердившись, она стала еще красивее.

Дверь каланчи распахнулась, из нее вышел молодой мужчина, высокий шатен с мускулистой, но изящной фигурой. Серые большие глаза выделялись на лице с правильными, благородными чертами. Белая рубашка на его груди была испачкана кирпичной пылью.

Последнюю реплику возмущенной барышни он превосходно расслышал.

– Ну, зачем же так сурово, сударыня! – беззлобно и чуть насмешливо сказал он, подходя ближе. – Я ведь тоже недавно с фронта и собираюсь вернуться туда же, вот только последние три дня отпуска догуляю. Да и все господа офицеры, которых вы видите пред собой, смею вас заверить, основательно понюхали пороху. И еще понюхают не раз и не два. Офицер ведь должен быть храбрым и не пасовать перед любыми трудностями, вы согласны? А ведь эти качества характера тоже можно и нужно тренировать, как, скажем, память или силу мышц.

– Наденьте, поручик, ветер с залива еще очень холодный. – Похожий на русского витязя штаб-ротмистр протягивал князю гусарский форменный китель, на котором Наталья разглядела офицерский Георгиевский крест и сверкающий багряной эмалью крест ордена Святого равноапостольного князя Владимира, а также золотистый кружок медали «За храбрость».

Девушка слегка смутилась: все три награды о многом говорили и считались в русской армии очень почетными, их удостаивали лишь за лично совершенный подвиг. Но и сдавать свои позиции так просто она не собиралась!

– Позвольте представиться вам, сударыня, – продолжал меж тем ее оппонент, – поручик Лейб-гвардии гусарского Его Величества полка, князь Сергей Михайлович Голицын. А вот этот офицер, любезно согласившийся принять пари, – прапорщик 5-го гусарского гвардейского Александрийского полка Николай Степанович Гумилев. Храбрец, известный русский поэт и путешественник. Приходилось слышать о таком? Ага, по вашим прекрасным глазам вижу, что приходилось. Скажу вам по секрету: среди гусар поэт – не такая уж редкость!

Тут Сергей Голицын был совершенно прав: достаточно вспомнить, что Михаил Юрьевич Лермонтов в двадцать лет был корнетом Лейб-гвардии гусарского полка. Александр Полежаев, поэт и бунтовщик, тоже служил в гусарах.

Николай Гумилев сдержанно поклонился.

Да, издавна, со времен легендарного Дениса Давыдова – поэта и партизана, друга великого Пушкина, в гусарском кругу царил веселый и лихой дух вольного офицерского братства с его отчаянной бесшабашностью, бравирующим презрением к опасностям и пренебрежительным отношением ко всяческой казенщине. «Гусар гусару брат!» – это были не просто слова. Впрочем, к троим уланским офицерам поручик Голицын и прапорщик Гумилев тоже относились как к своим боевым братьям-кавалеристам, тем более что Николая Гумилева перевели в гусары из полка, где служили эти трое, всего лишь месяц тому назад.