Золотые эполеты, пули из свинца - [14]

– Могу себе представить! – поморщился Фридерих, тоже пруссаков не слишком жалующий.

Стоит заметить, что геополитическая ситуация в Европе начала двадцатого века запуталась до последней степени. Власти Австро-Венгрии, в частности, терпеть не могли северного соседа, молодой и нахальный рейх, крепнущий год от года. «Выскочки и плебеи Гогенцоллерны лишили нас, Габсбургов, императорского титула в империи всех немцев!» – так считал престарелый Франц Иосиф, и эрцгерцог Фридерих такую точку зрения всецело разделял. Но…

Геополитика – хитрая штука, и грязи в ней еще больше, чем в политике обыкновенной. Слаба была одряхлевшая Австро-Венгрия против кайзеровской Германии, приходилось дружить из-под палки, принимать позу подчинения.

– Боюсь, что до конца вы представить этого не можете. Впрочем, выслушайте сами господина полковника Хейзингера, он, должен заметить, умеет убеждать, – буркнул в усы Гетцендорф и нажал кнопку вызова адъютанта.

– Отто, скажите герру полковнику, что эрцгерцог готов выслушать его соображения и предложения.

Через минуту в походный кабинет вошел высокий, худощавый и сутулый мужчина среднего возраста в мундире полковника медицинской службы рейхсвера. У него было холеное бесстрастное лицо с маленькими колючими, как бы ощупывающими все вокруг себя глазками. Ощущалась в его взгляде какая-то пугающая, холодно-расчетливая решимость.

– Полковник Рудольф Хейзингер.

Немец явно не любил терять времени даром: уже через пять минут после того, как он начал «излагать свои соображения и предложения», эрцгерцог Фридерих и фон Гетцендорф почувствовали, что, во-первых, это говорит не дилетант, а человек, обладающий полнотой научного знания о предмете, а во-вторых, что сами они едва понимают смысл одного слова из десяти.

Еще бы! Рудольф Хейзингер все ж таки был не только полковником германской армии, но и профессором Берлинской Императорской Военно-медицинской академии, а это очень серьезное учреждение.

На двоих австрийцев обрушился настоящий град из малопонятных и заковыристых терминов. Некоторые звучали просто неприлично, некоторые – устрашающе. «Колиэнтерит», «каловый перитонит», «патогенность», «вирулентность», «боевые штаммы тифозного микроба» и так далее, и тому подобное.

Послушав некоторое время всю эту грозно звучащую абракадабру, фон Гетцендорф подумал, что Рудольф Хейзингер специально подавляет их своей ученостью и эрудицией, чтобы сломить возможное сопротивление. Ведь он предлагал очень грязное и дурно пахнущее дело, как в прямом, так и в переносном смысле слова. Начальник австрийского Генштаба был в самых общих чертах осведомлен о замыслах Хейзингера, санкционированных германским Генштабом.

«Вот и занимались бы подобной пакостью у себя, на Восточном фронте, – угрюмо подумал Конрад фон Гетцендорф. – Так нет, господа из Берлина опасаются сами изгваздаться в этом жутком дерьме, если правда вдруг всплывет! А нас, нашей чести и нашей репутации им не жалко…»

– Остановитесь, господин полковник! – протестующе поднял руку эрцгерцог. – Вы можете кратко, четко и ясно, на обычном человеческом языке объяснить нам самую суть вашего плана? Без всяких там патогенностей и вирулентностей, провалиться мне в преисподнюю, если я в состоянии уразуметь, что это такое.

– Конечно, могу. – Уголки тонкогубого рта чуть приподнялись вверх, обозначая улыбку. – Кстати, ничего сложного в упомянутых вами терминах нет. Вирулентность – это, проще говоря, степень заразности микроба. А патогенность – степень вредности. Ясно, что для наших целей необходимы, возможно, более патогенные и вирулентные возбудители, а вместе два этих замечательных свойства встречаются редко. Но ничего: для наших русских друзей мы подобрали то, что нужно. Мало им не покажется.

«Надо же, он уже говорит о «наших» общих целях», – мелькнула у фон Гетцендорфа совсем уж невеселая мысль.

Рудольф Хейзингер не нравился барону Конраду фон Гетцендорфу. С самого начала, с первого взгляда полковник медицинской службы не вызвал у него симпатии, а его дальнейшее поведение отнюдь не способствовало повышению доверия. Вскоре Хейзингер стал вовсе неприятен австрийскому аристократу.

То, что предлагал этот малосимпатичный немец, было воистину омерзительным и не имело ничего общего с неписаными и писаными правилами ведения войны. Но… Мерзость могла оказаться очень и очень эффективной, это Конрад фон Гетцендорф уловил сразу.

Суть замысла сводилась к предельно простому соображению: большинство рек, речушек, ручьев и подпочвенных потоков, протекающих по ту сторону фронта, на русской территории, берут начало в Карпатских горах. А горы эти находятся по эту сторону линии фронта, на австрийской территории. Течение стоковых поверхностных вод и падение водоносных пластов идет, естественно, сверху вниз. То есть в данном конкретном районе Европы – с запада на восток.

Тогда, если заразить воду болезнетворными микробами на австрийской стороне, то чуть позже зараза окажется по ту сторону, ее просто течением снесет к русским. И дело в шляпе!

Конечно, все не так просто, нужен точный расчет дозы и того самого «чуть позже», которое потребуется микробам, чтобы оказаться там, где они начнут свое жуткое воздействие на людей. Важно, чтобы они не потеряли пресловутой вирулентности! Но если за дело возьмется такой ас, специалист и профессионал, как профессор микробиологии, а по совместительству полковник медслужбы рейхсвера Рудольф Хейзингер…