Золотой выкуп - [11]

Прошли годы, Намаз вернулся к своей сестре насовсем. Насиба уже не была прежней девочкой с мальчишескими замашками; она вытянулась, щеки стали румяны, как зернышки граната, придавали особую прелесть нежной белой коже лица; и на этой белой коже особенно ярко сияли большие черные глаза под густыми бровями. В Джаркишлаке, считали люди, не было ее краше. Сваты шли за сватами, но Джавланкул всем отказывал, то заявляя, что дочь еще очень молода, то будто у него денег нет на свадьбу.

Однажды отец девушки попросил Намаза помочь прополоть рис. Работали на нижнем течении Кията. На обед Насиба принесла лапшу с творогом. Девушка, подавая Намазу чашу супа, так глянула на него, что бедняга чуть не расплескал принятую из ее рук чашу. Намаз, взбудораженный этим взглядом, все глядел и глядел на Насибу. Но девушка была словно безразлична и, уходя, даже не оглянулась. Ни на другой день, ни на третий Намаз не смог забыть взгляд, что перевернул его душу.

ГЛАВА ШЕСТАЯ. ВЕРХОВНЫЙ КАЗИЙ ШАДЫХАН-ТУРА

Во «Временном руководстве по управлению Туркестанским краем», изданном русской администрацией в 1867 году, подчеркивалась роль казиев в защите прав и интересов местного населения. На основании этого руководства, в зависимости от численности населения и величины территории, на две-три волости назначался один казий. К примеру, по причине многочисленности населения и обширности Самаркандского уезда здесь образовались тридцать три казийства. В Каттакурганском же действовало десять казийств. До присоединения Туркестанского края к России казии, как правило, назначались ханом или беками. Перед назначением будущие казии были обязаны сдавать экзамены по знанию шариата и истории Востока специальным комиссиям, создаваемым при дворе хана или бекствах. Снимать с должности казиев также входило в права хана или беков. Казии рассматривали дела, начиная от тяжбы между мужем и женою вплоть до крупных уголовных преступлений.

Новое «Руководство» несколько ограничило власть казиев, упрочив права бедняцких слоев. Согласно ему казии избирались населением на известный срок, обязывались отчитываться перед ним. Волостные казии имели право рассматривать тяжбы на сумму до тысячи таньга, совет казиев — до десяти тысяч. Имущественные споры, превышающие сумму десять тысяч таньга, а также убийства, похищение девушек и тому подобные преступления рассматривались русскими — мировыми судьями.

Жалобы, поступавшие на казиев, разбирались также мировыми судьями. Из каждых трех казиев территории один назначался верховным казием, — он председательствовал на совете казиев, когда решалось запутанное, сложное дело.

Шадыхан-тура[26] трижды избирался верховным казием. В свои сорок лет Шадыхан-тура разжирел сверх всякой меры, поэтому ездить верхом не мог, а постоянно разъезжал в коляске. Большая чалма, розовый чапан, напомаженная черная борода придавали ему внушительный вид. Тура имел кое-какое образование, свободно владел персидским и арабским языками, любил поэзию. Был Шадыхан-тура мнительным, крайне осторожным человеком. Не любил открыто выражать своих мыслей. Но… очень любил взятки. Драл и с истца, и с ответчика. Будучи трусливым от природы, остерегался прослыть в народе несправедливым. Хорошо понимая, что должность казия дает возможность жить припеваючи и копить богатства, он боялся не угодить кому-нибудь, равно босоногому дехканину, баю или сановнику. Живя в постоянном страхе, не разлучался с четками и беспрестанно шептал какую-либо суру[27] из Корана.

Казалось, под шкурой нашего туры спрятались целых три человека: один — жадюга и взяточник, невоздержанный в еде и в мирских утехах; второй — трус и хитрец; третий — угодливый, богобоязненный книгочей. Все чти трое, казалось, то уживались мирно, то соперничали, поочередно вырывая друг у друга первенство.

Когда истцы, возглавляемые Намазом, появились у порога казиханы[28], верховный сидел в почетном углу на мягких тюфяках, поджав под себя ноги, на коих покоился живот; на животе же возлежала голова — так мудрейший казий Шадыхан всегда предавался возвышающим душу размышлениям. Но сегодня он думал вовсе не о высоких материях, вчера ему стало известно о пренеприятнейшем и прискорбнейшем происшествии в подворье Хамдамбая, и теперь, после обильного обеда, он с завидным усердием слал страшные проклятья Хамдамбаю и всему его роду. Да и как не сочувствовать беднякам (хотя бы про себя!), когда верховный сам боялся Байбувы как мышь — кота, когда даже при случайной встрече его покидали силы, ноги слабели и подкашивались сами собой. Казий прекрасно понимал, что во вчерашнем скандале виноват Байбува и никто другой, но тем не менее сейчас пытался представить себе такой путь, следуя коим он смог бы и успокоить бая и как-то облегчить участь черни. Но он не успел прийти к какому-либо решению: ступая на носки, в комнату вошел помощник казия Мирзо Кабул и доложил, что явились истцы.

— Вот как, — с трудом приподнял голову верховный казий. — Откуда? Кто такие?

— Работники Хамдамбая.

— Зовите, пусть заходят.

Казихана представляла собой длинное помещение, разделенное посередине на две части. Задняя половина комнаты была на пол-аршина выше передней, устлана коврами, поверху разложены атласные мягкие тюфяки, пуховые подушки. Там при разборе дел восседал верховный казий. Передняя половина выложена жженым кирпичом, застлана соломой, на которую наброшены шолчи