Золотой водопад - [26]

Митька протер глаза: неужели все это обман, видение? Он вплотную подошел к расщелине, вгляделся в черные камни, плотно прикрытые прозрачной накидкой.

Сквозь водяную пленку из каменной стены смотрели на него веселые желтые глазки, задорно подмигивая удачливому промысловику. Сомнений не оставалось: водопад вымыл в подножии скалы золотоносные жилы. Золотой песок, самородки, несметное богатство — все в твоих руках, Дмитрий Дремов! «У кого власть, у того и сила», — вспомнились ему слова Ивана Петрова.

Богатство принесет ему и власть и силу, а с ними счастье, которое дороже всех драгоценностей мира.

Часть вторая БРАТЬЯ

ЗАВЕЩАНИЕ

На Руси справляли пасху. С колокольным заливистым звоном докатилась она и до Сибири, вышла на широкую улицу села Убугун. Снег давно растаял, дорога высохла. В церкви отслужили заутреню. Прихожане семьями, компаниями, в одиночку шли из церкви, неся пасхальную снедь на блюдах, в кузовках, в кошелках.

В центре села стоял богатый дом, срубленный «в лапу». Восемнадцать венцов из полуаршинных бревен, охлупень с диковинным коньком, опустившим конскую голову книзу, словно конь-работяга тянул с большим напряжением тяжелый воз, узорчатая причелина, украшенная кружевной резьбой, замысловатые наличники, глухой забор с царскими воротами выделяли дом среди соседних, вросших в землю, срубленных «в обло» неуклюжих избенок. Это дом зажиточного хозяина Дмитрия Степановича Дремова.

Звякнув кольцом калитки, громко простучав каблучками сапожек по тротуару и ступенькам высокого крыльца, в дом вбежала девушка.

— Кто проспал в пасху заутреню, того завтра водой окатим, — защебетала она, видя, что обитатели дома еще не собираются в церковь.

Два дюжих парня, сидевшие с опущенными головами в передней на скамейке, даже не подняли на нее глаз. Из боковушки вышла хозяйка дома. Девушка не узнала ее. Прежде статная, высокая, моложавая, несмотря на немолодые годы, она впервые согнулась, будто пригнетенная к земле тяжелой ношей.

— Ты, Дунюшка? — с нежностью и болью в голосе поприветствовала она девушку. — Наказал нас господь бог в Христов день, кормилец наш, Дмитрий Степанович, преставляется…

Девушка схватила рукой конец платка и вместе с пальцем закусила его острыми зубками.

— А-а-а, — послышался ее приглушенный стон.

Парни на скамейке даже не шелохнулись. В сенях хлопнула дверь. В избу вошел старший сын Дмитрий.

— Седни и батюшку для исповеди не сговоришь, — чуть слышно сказал он матери.

— К черту тогда попов! — послышался хворый мужской голос из боковушки. — Исповедоваться буду перед семьей: женой любимой и сыновьями…

Хозяйка бросилась в комнату к умирающему мужу.

— Не гневи господа, Митрий Степанович! — взмолилась она.

Сыновья последовали за ней. Дунюшка, чувствуя себя лишней, неслышно выскользнула из избы.

— Слушай меня, госпожа моя Галина Федоровна, слушайте и вы, сынки Дмитрий, Степан и Иван…

Дмитрий Степанович Дремов заговорил тихо, спокойно, словно был не на смертном одре, а вел задушевную беседу в семейном кругу, какие часто бывали и раньше в зимние вечера. Только прежде отец рассказывал о тайге, об охоте, повадках зверей и птиц, а ныне рассказал о том, что всю жизнь скрывал даже от самых близких людей.

Никто, кроме него, Дмитрия Дремова, не знал о золотом водопаде. В ту памятную весну, когда подраненный козел привел Митьку к золоту, намыл он в ручье пудишка два драгоценного песка. Попадались и самородки, угловатые, неровные, величиной с молодые кедровые орехи. Внезапно разбогатев, решил Митька играть в открытую. После троицы, когда ошалелые от беспробудной пьянки чалдоны с тупой головной болью отлеживались по домам, заявился он в Убугун прямо к старосте Каинову.

Ввалился он в хату в ту пору, когда Кирьян Савелович вылазил из подполья со жбаном холодного кваску для поправки головушки, отяжелевшей от праздничной гулянки. Видно, не было дома ни хозяйки, ни племянницы (кончился срок ее заточения), коли самому хозяину пришлось о себе беспокоиться. Как стоял он в подполье на лестнице, на полтуловища возвышаясь над полом, так и замер, прижав жбан к груди, увидев врага своего в собственном доме.

А Митька давно уже решил, что лучше худой мир, чем добрая ссора. Не видел он другого пути, кроме как «купить» дядю Кирьяна всемогущим золотом.

Трудно было сломить характер. Не в правилах таежника первому искать примирения, идти на поклон к заклятому врагу. Другого выхода не было. И уступку свою Дмитрий расценивал не как смиренную покорность, а как неизбежность, своеобразную уловку, наподобие звериной, когда загнанный в тупик сохатый не кидается ожесточенно на своего преследователя, а делает короткую передышку, чтобы накопить силы для решительного броска и разящего удара.

Перекрестившись в угол, где под образами скупо мерцала лампадка, Митька нехотя поклонился старосте.

— К вам, дядя Кирьян, с повинной.

Позиция, занимаемая старостой, была не из выгодных, поэтому его словами была всепрощающая фраза:

— Повинную голову и меч не сечет.

Митька вытащил из-за пазухи кожаный кисет, не торопясь развязал тесемку, словно собирался закурить. Потом, как бы забыв о первоначальном намерении, тяжело стукнул кисетом о стол.