Золотой шар - [14]

* * *

Костя с Бараско видели, как погиб Леонид Куоркис. Они как раз вышли на опушку, и здесь Бараско бросил первую гайку. А на немой вопрос Кости, почему именно здесь, туманно объяснил:

— Я не знаю, я просто чувствую.

Потянув за собой кусок серой бечевки, гайка благополучно перелетела через невысокий куст. Костя пошел за гайкой, однако именно куст показался ему непреодолимым, и он решил обойти его снизу по склону.

— Стой! — крикнул Бараско.

Костя застыл и даже присел от неожиданности. Бараско подбежал к нему.

— Смотри! — он показал на склон.

— Ничего не вижу.

— А сухие ромашки на бугре?

— Вижу.

— Я не знаю, как вы это называете. Мы — «проплешиной» или «ямой».

— Какая же это «яма»? — удивился Костя.

Костя хотел признаться, что он новенький, что многого не понимает, но прикусил язык. Не надо, чтобы кто-то догадывался о моей скромной квалификации сталкера, подумал он. И решил послушать умного человека, ведь везет не только дуракам.

— Обычно температура такой «проплешины» выше, чем у окружающей травы. Этого бывает достаточно, чтобы там поселилась ловушка.

— Любая? — спросил Костя, с любопытством наблюдая за «проплешиной».

— Иногда под тонким слоем почвы живет «ведьмин студень», иногда «аттракт».

— А чем они отличаются?

— В «студне» кости становятся мягкими, как пластилин на солнце, и человек живет не больше пяти минут. Я знаю одного сталкера, который коснулся «студня» всего лишь мизинцем левой руки, но зато вовремя успел отрубить себе кисть. Он так ее и таскал на груди, потому что она не разлагалась и даже не высыхала, а стала мягкой, как гуттаперч. А «аттракт» действует, как горячая песочная яма. Разогревается мгновенно, как микроволновка. Человек варится в собственном соку. Понял?

— Понял.

Откуда он знает о микроволновке? — удивился Костя, но промолчал.

— Поэтому сторонись старых кострищ. А вон, кстати, кто-то и лежит… Медведь, похоже. Был такой сталкер.

Костя приподнялся и увидел ниже по склону что-то белое, похожее на кости.

— Вблизи «ям» резких движений не делай! — одернул его Бараско. — Громко не разговаривай!

Костя снова присел. Действительно, над «проплешиной» сразу возник горячий столб воздуха. Трава и деревья виднелись за ним, как сквозь линзу. Раздался странный свист. Столб неуверенно качнулся в сторону Кости и Бараско и растаял так же внезапно, как появился.

— Фу-у-у… — вытер пот со лба Бараско. — Кажись, я дал маху.

Костя с удивлением посмотрел на него: неужели они были на краю гибели? Но кто он, этот полицай? Опытен, но, как и всякий человек, допускает ошибки. Непонятно, молод или стар, ежик на голове, первая седина на висках. Шея повязана грязным бинтом. В ботинках красные шнурки. А в глазах тоска. На любой тусовке о таком бы сказали — неудачно понтит друг. На художника не тянет. Скорее — на поэта-отшельника. Диковат. Конечно, подумал Костя, потаскайся шестьдесят с лишним лет по Зоне, и не таким станешь.

— Там «аттракт» сидит, — уверенно сказал Бараско. — Уходим.

В этот момент они увидели метрах в пятидесяти Семена Тимофеевича. Тот двигался в тени деревьев, и Костя, находясь под впечатление увиденного и услышанного, не успел его окликнуть. Может быть, это даже не Семен Тимофеевич? — подумал он, с удивлением провожая его взглядом — уж слишком быстро Семен Тимофеевич шел.

Бараско тоже замер.

— Слышь, ты бы дал мне винтовку, а? — и уверенно протянул руку.

Черт, подумал Костя, таскаю сдуру. Если б он хотел от меня избавиться, у него было для этого сто десять способов.

— Держи, — и в придачу сунул ремень с патронташами.

Бараско щелкнул затвором и взял на прицел опушку леса. Только тогда Костя что-то сообразил и тоже изготовился со своим «шмайсером», хотя ему пришлось с ним повозиться — затвор у автомата был под левую руку.

Вслед за Семеном Тимофеевичем выскочил большой Куоркис. На этот раз у Кости желание окликать вообще не возникло.

Куоркис почти нагнал Семена Тимофеевича, когда попал под удар «дровосека». Все произошло так быстро, что Костя увидел в воздухе только кровавый ком, и они побежали по всем правилам сталкеров, оставив в траве три или четыре гайки. Но прогалину пересекли благополучно и упали за первыми кустами.

— А еще заметь, — сказал Бараско, на которого смерть Куоркиса не произвела никакого впечатления, — что большинство ловушек активизируются только днем. Бойся БЛА.

Костя не успел спросить — почему? Из леса выскочили Калита и Жора Мамыра. Но и с ними Косте почему-то общаться не захотелось. А вот Бараско проявил интерес:

— Интересно было бы знать, куда они идут?

— В Припять, наверное. Куда еще? — ответил Костя. — Хочешь с ними?

— Нет. Тот, кто в Зоне ходит следом, погибает первым.

— Хорошее правило, — согласился Костя и оглянулся: ни Калита, ни Жора к злополучной сосне даже не приблизились, а тут же ушли туда, откуда появились.

После того, как он наслушался Бараско, трудно было обвинить их в равнодушии. Совсем недавно Калита послал его на смерть, и Костя понял, что в Зоне каждый за себя, ну, пожалуй, кроме Семена Тимофеевича и Дубасова. Эти люди проявили к нему сочувствие.

А над Зоной беспечно плыли облака и ласково светило солнце, и Косте в его ватнике, который хоть и был облегченным, стало жарковато. Но бросить его он так и не решился, потому что остался бы в одной рваной рубахе. Джинсовую куртку он выбросил еще раньше, потому что от нее остались одни лохмотья. Да и честно говоря, голубой цвет в лесу был сильно заметен, поэтому Костя о куртке не сожалел.