Золотой рубин. Хрустальная ваза - [16]

Когда они, все трое, пришли в составную, Шульц приказывает Даниле Петровичу и Сеньке, высыпать смоченную жидкостью шихту из ведра в ту, которая предназначена для варки его золотого рубина, и снова все перемешивать.

- Опять мешайт! Хорошо мешайт, долго мешайт! - командует он, а сам стоит и только поглядывает.

С Данилы Петровича и Сеньки катится пот градом, а Шульц все стоит и смотрит.

- Слушай, Данил Петрович, да пошли ты его к чертовой бабушке, борова этого толстого, пусть сам лопатой поворочает, мальчонка-то хотя бы сменил, - говорят ему золосеи.

- Не могу, ребятки, мы в полном его подчинении, - отвечает им Данила Петрович.

- Ну тогда отойди на минутку с мальчонком своим, мы это дело враз кончим. Нам эта работа привычна.

- Боюсь, ребята, как бы он не заорал на вас и на меня.

- А чего ему орать-то? Не все ли ему равно, кто лопатить шихту будет? А ну-ка, отойдите!

И золосеи, ребята молодые, здоровые, взяли у Данилы Петровича и Сеньки лопаты и приступили к шихте. Пяти минут не прошло, как все было сделано. И Шульц не только ни на кого не заорал, а даже заулыбался, глядя, как орудуют золосеи над его шихтой.

- О, гут работайт, хорошо мешайт, зер гут! - бормотал он себе под нос.

Когда шихта была перемешана как следует, Шульц приказывает таскать ее в гуту, засыпать в тот горшок, который он облюбовал для рубина. Золосеи и эту работу мигом проделали.

Наконец все горшки были засыпаны шихтой, Данила Петрович дал полный газ в своей печи и начал варку стекла и хрусталя.

Шульц с часок покрутился возле своего горшка, понаблюдал за работой Данилы Петровича, видит, все идет нормально, и говорит:

- А теперь мой придет нах хаус, квартир свой, и будет поспайт. А твой варийт и мой золотой рубин. И хорошо варийт, смотреть в оба глаз! Чтоб грязь в горшок не попадайт, твой отвечайт тогда перед генераль. Поняль?

И Шульц зашагал домой.

- Вот, брат Сенька, - вздохнул Данила Петрович, - какие наши с тобою дела. Он будет спать, а мы его работу делай. И мы гроши получаем, впроголодь живем, а ему сто целковых в месяц будут выписывать в конторе.

- Недолго он будет их получать, - отвечает Сенька отцу. - Все равно я вызнаю секрет, и тогда генерал прогонит его, а мы с тобою будем сами варить этот проклятый золотой рубин.

- Ты уже вызнал, шишку на лоб он тебе посадил. А что ты узнал? Ровным счетом ничего.

- Нет, узнал! - горячится Сенька. - Кое-что, а узнал. Я слышал, как он наливал что-то из бутылей в посудину и как кидал деньги туда. А вот сколько он кинул и каких, я, правда, не знаю, со счету сбился.

- А хотя бы ты и не сбился со счету, то все равно нам от этого пользы ни на грош. Ведь деньги-то золотые разные бывают. И десятки, и пятерки, а изредка даже по пятнадцати рублей бывают. Вот мы с тобой и гадай, каких он набросал туда, на сколько рублей. А вот я, хоть я, не подслушивал у двери, как ты, а одну вещь узнал важную, - говорит Данила Петрович.

- Какую? - загорелся Сенька.

- А такую, что золотые монеты он растворяет сначала в царской водке, вот какую. Только в ней золото и растворяется. Вот это для нас важно было узнать на первый-то раз.

У Сеньки и глаза на лоб от удивления полезли.

- Тять, а эту водку цари пьют? - спрашивает он у отца. Данила Петрович усмехнулся.

- Дурачок ты еще у меня, Сенька, а еще хочешь немца перехитрить. Если бы цари хватили такой водки хотя бы по махонькой рюмочке, то они тут же и отдали бы богу души свои, все бы окочурилися. Нет, брат, это она только так называется, а на самом деле это смесь двух кислот, азотной и соляной: одна часть азотной и три части соляной. И эта смесь такая едучая, что в ней даже золото распускается, словно сахар в кипятке. А ты вон что подумал: цари, дескать, ее пьют. Ладно, хватит об этом толковать, давай-ка за горшками наблюдать, особенно за немцевым. Ты слыхал его наказ? Ежели что, то он генералу пожалуется: мы с тобою в ответе будем.

Сенька пошел на другую сторону печи, где у него были «свои» горшки - четыре горшка, которые отец отдал ему под наблюдение, а Данила Петрович остался по эту сторону, смотрел за остальными.

Данила Петрович во многом полагался теперь на Сеньку: Сенька многое уже понимал в стекловарном деле. Если у Сеньки в каком горшке варка не так шла, как нужно, он не всегда отцу говорил об этом; сам знал, отчего не рядом шло, быстренько исправлял неполадки, если это в его силах было, или отцу докладывал, когда сам управиться не мог.

- И все равно, тятька, я этого Жульца пережулю, я все вызнаю, что нужно, - говорит Сенька отцу.

- Да ты не хвастайся прежде времени, аника-воин. Знаешь пословицу?

- Какую?

- А такую, старинную: «Не хвались на рать идучи, а хвались, с рати идучи».

- Слыхали мы это, - тряхнул головой Сенька. - И все же я тебе заявляю вот теперь: я у него секрет рубина этого вызнаю.

- Вызнаешь - нам обоим легче будет, - вздохнул Данила Петрович, - на конюшню мы тогда не попадем опять. А нам и вызнать-то не так много теперь осталось. Только одно: сколько золота нужно, чтобы получился рубин.

- Вот это я и вызнаю! - сказал Сенька уверенно.

Глава седьмая ЧУДЕСА ПРОИСХОДЯТ В ПРОКАЛЬНОЙ ПЕЧИ

- Ну, Сенька, пропали мы с тобой, - говорит Данила Петрович сыну, когда варка хрусталя подходила к концу.