Золотой плен - [28]

На его лице отразилась настороженность, быстро перешедшая в удивление, затем в непроницаемую маску. Язвительно-насмешливого Торна как не бывало.

– Я же сказал, что не нуждаюсь в лечении.

– Это облегчит ваши страдания, – прозвучал в воздухе ее мелодичный голос. – Ну, пожалуйста. Ложитесь вот здесь, у огня, и снимите рубашку.

– Оставьте свои уловки. – В голосе его слышалась угроза.

– Ну не упрямьтесь, полковник... – Она осеклась, увидев его изумленно приподнятую бровь. – Прошу вас. Я только... я хочу... – Решимость изменила ей, слова не шли с языка. Она не Лиз и никогда не сможет сыграть роль опытной куртизанки.

– Вы испытываете мое терпение, мадам. Катье вытянула на ладонях лист со снадобьем.

– Я только хочу успокоить боль, поймите. Чего бояться?

– Бояться? Вы что, издеваетесь?

Сердито сдвинув брови, он расстегнул камзол и бросил его на землю. Скрипнул зубами от нового приступа боли. Сцепившись взглядом с Катье, сдернул через голову рубаху. Бриджи сидели у него на бедрах, а над ними возвышался мощный оголенный торс.

– Бог с вами, лечите!

Он увидел, как она сглотнула комок в горле, прежде чем указала рукой на траву.

Торн улегся ничком. Боль в боку снова застигла его врасплох, и он резко выдохнул. Наверно, дела и впрямь хуже, чем он думает. Уже давно забылись те времена, когда собственное тело ему не повиновалось. Он вытянулся на мягкой траве, сложив руки под подбородком. Семь лет. С тех пор, как бежал из ада. Очень давно, а кажется, только вчера.

От прикосновения юбки к обнаженной коже напряглись вес мускулы, и он закрыл глаза, чтобы рассеять это ощущение.

– Спокойно, полковник, – раздался над ним нежный голос Я не причиню вам боли.

Что-то прохладное и шелковистое коснулось его спины. Длинными уверенными мазками мадам де Сен-Бенуа втирала бальзам. Сперва она массировала только спину, не трогая свежей раны в боку. Он заставил себя дышать глубоко и ровно. В ее мягких руках, оказывается, скрыта большая сила, они снимают напряжение мышц, а касаясь шрамов, становятся легче перышка.

Как ни странно, боль, которую он терпел два дня, начала отпускать, оставалось лишь ощущение ее пальцев на спине, втирающих прохладный бальзам. Когда ее пальцы добрались до шрама в боку, рану лишь слегка защипало, а потом они остудили жар и боль. Он начал задремывать. Боже Всемогущий, он бы продал душу дьяволу за одно такое ангельское прикосновение в черном аду Тимишоары!

Треснул уголек костра, и Бекет очнулся, глубоко вздохнул. В голове прояснилось, и он вдруг осознал, как хорошо подействовал бальзам. Теперь ее руки порождали новый жар.

Катье тоже остро ощущала под своими руками этот могучий торс. Его горячая кожа быстро впитывала прохладный бальзам. От трения чуть покалывало кончики пальцев.

При виде длинных старых рубцов у него на спине она: вновь содрогнулась. Да, такие можно было оставить только кнутом. Он напрягся, мышцы под ее руками превратились в сталь, и пальцы Катье поспешно заскользили вверх по спине.

Незнакомое тепло разливалось от ее рук к плечам, груди, к животу. Катье нахмурилась и поменяла позу: видно, она придвинулась слишком близко к огню.

Торн без предупреждения перекатился на спину, и вместо бока ее пальцы очутились на твердом плоском животе.

Охватившее его пламя разгорелось еще жарче при виде склонившейся над ним золотоволосой женщины. Он легко поймал ее запястье; она вздрогнула и отстранилась. Он едва дотронулся до нее, а в огромных серых глазах уже полыхнула страсть.

Руки его скользнули ей на плечи и чуть притянули к себе. Большие пальцы ласково погладили тонкие выступающие ключицы. Она наклонилась, почти касаясь его своим телом.

Он провел рукой вверх по ее шее и погрузил пальцы в золотистые волосы. До чего же прекрасно это лицо, подсвеченное пламенем костра! Очень осторожно он пригнул ее голову еще ниже. Ресницы затрепетали, губы медленно приоткрылись.

Катье забыла дышать. Ни мыслей, ни образов, только разлитое по всему телу тепло...

Их губы соприкоснулись легко и нежно. Он чуть отодвинулся, и сквозь сомкнутые веки она почувствовала взгляд, ощупывающий ее лицо. Но не шевельнулась, зачарованная колдовством летней ночи.

Потом услышала, как он перевел дух. Руки крепче обхватили ее, а губы вернулись к губам. Теперь в его губах точно скопился раскаленный пламенем костра воздух. Язык, проникающий в скрытые глубины ее рта, то и дело отступал, чтобы тух же еще настойчивей заявить о своих правах. Пальцы забрались внутрь корсажа, к обнаженной груди.

Какая сладкая истома! Он оторвался от ее губ и стал покрывать поцелуями лицо и шею. С каждым новым поцелуем она таяла и растворялась в его страстной силе.

Язык ласкал нежную кожу у нее за ухом, зубы прикусили мочку. Катье будто пронзила молния; из труди вырвался стон, удивленный и беспомощный.

Ее руки легли ему на плечи, пробежались по выпуклым мышцам. Она поцеловала его в шею, потом за ухом, слизывая языком следы своих поцелуев, пробуя его на вкус, словно терпкое вино.

С протяжным стоном он гладил ее спину: пальцы то соскальзывали чуть ниже, то вновь поднимались к шее, как бы запоминая очертания тела. А Катье все не могла насытиться его кожей; губы ее спустились с шеи на грудь.