Золотой пергамент - [10]

— Если крыша рухнет, пока мы будем спать, это на твоей совести, — покосился он на Кристиана у самой двери.

— Для начала будет неплохо, если нас хотя бы пустят, — не торопил события тот.

Остановившись, он позвонил в колокольчик у двери. Юан и Балиан от неожиданности вздрогнули. Они даже не заметили это древнее, почерневшее приспособление, болтающееся на кожаном шнурке сбоку от двери. Впрочем, оно сослужило им свою службу: почти сразу после надтреснутого звона из-за хлипкой двери раздалось не менее надтреснутое: «Заходите!». Порядком уставшим братьям не нужно было повторять дважды, и они, распахнув дверь, переступили порог старого дома.

Внутри, как ни странно, оказалось очень тепло, светло, и вдобавок к этому там стоял такой дразнящий запах жареного мяса, что Балиан, толком даже не оглядевшись, категорически заявил:

— Есть. Немедленно.

— Десять монет за троих. На одну ночь, — с видимым трудом поставил условие все тот же надтреснутый голос.

К двери, держа в одной руке пустой фонарь, а другой держась за спину, кое-как вышла старуха — судя по всему ровесница почерневшего от старости колокольчика. Братья уставились на нее с вежливым недоумением. Во-первых, было удивительно, что хозяйкой подобного заведения оказалась такая древняя на вид женщина с, тем не менее, придирчивым и пытливым взглядом. Во-вторых, никто не ожидал такого скорого решения по поводу их места пребывания здесь. И, наконец, в-третьих, у них не было денег: весьма недурное жалование стражей Рассвета дожидалось их в Эндерглиде, ведь Гволкхмэй и Тристан, «вконец озверев», как выразился Балиан, не дали им даже обсудить этот вопрос — сразу вытолкнули за Врата.

Старуха в ответ сверлила их пристальным взглядом. Безусловно, поздние гости показались ей необычными, и на то были все основания. Кристиан, Балиан и Юан и в Этериоле вызывали странное впечатление: они были очень похожи друг на друга и при этом могли похвастаться незаурядной внешностью. У всех троих были золотистые волосы — у Балиана и Кристиана немногим ниже плеч, у Юана едва прикрывали шею, но уже было ясно, что когда они отрастут подлиннее, будут лежать так же, как у старших братьев, чуть вздымающейся волной; у всех троих были большие серые глаза и светлая кожа. И, в довершение всего, одеты они были совершенно одинаково. Только рост выстроил их по старшинству, да характеры выдавали разительные отличия, что всегда выражалось на их лицах. Детские невинность и упрямство еще не покинули Юана, Кристиан был самым спокойным и оттого выглядел наиболее располагающим к себе, ну а в глазах Балиана постоянно плясали чертики. Одного взгляда на него хватало, чтобы понять — тихонько сидеть на месте для него так же невозможно, как для Кристиана — с воплем бросаться в самую гущу событий.

Но, как уже упоминалось, все трое представляли собой эффектное зрелище, и хозяйка гостиницы впервые лет за двадцать растерялась. С одной стороны, очень хотелось приютить хорошеньких юных странников, но с другой — очень уж была подозрительна их одежда, да и мечи положительных эмоций не вызывали. Если даже у самого младшего имеется оружие — тут дело нечисто, — решила про себя старуха и почти так же категорично, как пятью минутами ранее Балиан, выпалила:

— Чего уставились? Десять монет!

— Прошу прощения, — с вежливой улыбкой наклонил голову Кристиан.

— А нельзя ли как-нибудь избежать надобности платить? Например, этот молодой человек, — он вытолкнул вперед Балиана, — легко сделает какую-нибудь работу по дому.

— Совсем, что ли! — возмутился тот.

— Никакого обмена! — рявкнула старуха. — Десять монет, или выметайтесь отсюда! Тоже мне, торговцы!

— Но у нас ребенок, и нам некуда идти, — лицо Кристиана выразило глубокую печаль.

Хозяйка гостиницы, уставившись на него, безмолвно открывала и закрывала рот. Было видно, что ярость смешалась в ней с симпатией и упрямством одновременно, и она отчаянно пыталась заглушить сочувствие и воззвать к своему разуму, который напоминал ей, что чужестранцы — а это, безусловно, чужестранцы — очень опасны. Особенно если не платят.

Борьба была неравной, и вскоре старуха вознамерилась любыми путями выставить незнакомцев, но спасение неожиданно подоспело в лице, как это ни поразительно, Юана.

— Подождите, — сказал мальчик. — У меня вроде бы есть драгоценность. Может, она вам сгодится, — он протянул хозяйке какой-то предмет, слабо блеснувший под тусклым светом.

Старуха с подозрением посмотрела на него. Затем, неуверенно сделав шаг к Юану, резко вырвала предмет у него из руки и, едва глянув на него, изумленно охнула:

— Не может быть! Чистое золото?! А это, может ли быть… Господи! Какой камень!

— Так вам это сгодится? — спросил Юан.

Хозяйка, не отвечая, ошалело смотрела на неожиданную плату. Золотая фигурка в форме многоугольной звезды, в середине которой и впрямь воцарился драгоценный камень, завораживала своей красотой.

Пауза затянулась. Балиан покосился на старуху и вдруг отрывисто проговорил:

— Юан. Это что, моя награда?

— Ну да, — пожал плечами Юан.

— Ты! Ты!.. Какого черта?! — грянул Балиан. Это и впрямь была его награда, заслуженная около года назад, когда его почитали за лучший показательный бой на мечах.