Золотой отсвет счастья - [6]

Хороша же, окажется Бесс Беннет, если работник, за которого она отдала такое ценное животное, помрет. Бесс тяжело вздохнула. Вот незадача — нельзя, чтобы этот шотландец испустил дух после порки, но нельзя, чтобы и сбежал. Она ведь дала шерифу подписку-поручительство за все будущие проделки этого бандита. А платить ей нечем. Придется ждать выручки от последнего отправленного в Англию урожая. Караван торговых судов отбыл в Старый Свет только в конце ноября прошлого года. Для всех плантаторов на Заливе наступило тоскливое время ожидания. Три месяца, а то и больше идет груз в Европу. Три месяца обратно. А если пираты? А если шторма? И нет никаких гарантий, что табак будет продан в Англии по оговоренной цене…

Одолеваемая печальными мыслями, Бесс шла через двор. Без денег за табак ей конец. Нечем будет платить за товары из Европы, нечем будет платить работникам. Не на что будет купить ни топора, ни гвоздя, ни пары башмаков. Она и года не продержится.

Бесс вдруг заметила нежившегося на солнышке огромного черного кота. Одного уха у него не было.

— Что, вернулся, старый бродяга, — пробормотала Бесс.

Котяра на вид был не так уж плох, хотя на его веку ему доставалось немало. — Держись, Хэрри, — подбодрила она усатого.

Чем ближе Бесс подходила к сараю, тем легче становилось у нее на душе. А вдруг Кинкейд говорил правду? Вдруг эта скверная баба Джоан Поллот действительно завладела ее кобылой? Шерифу Бесс уже сделала заявление по этому поводу: никто не имеет права покупать награбленное.

Навстречу Бесс через двор шел парнишка-пастушок. Он застенчиво поздоровался с хозяйкой.

— Доброе утро, Вернон, — ответила она.

Вернон — младший сын кузнеца — был очень смышленым малым, хотя едва ли знал азбуку. Кстати, одной из причин постоянных стычек с управляющим Томом была затея Бесс открыть школу для местных ребятишек.

Вернон, как и большинство детей на плантации, предпочитал быть у отца на побегушках, чем потеть над книгами. Из двадцати трех ребят только пятеро проявили к школе интерес. Ежедневные занятия не задались, и теперь Бесс только два раза в неделю проводила в отцовской библиотеке уроки. Тех, кто посещал их, ждало вознаграждение: глухой Дональд выпекал для ребят изумительные булочки. Бесс была и этим довольна — хотя бы читать научатся.

Во дворе вовсю уже кипела жизнь. Прогнала стайку гусей молодая женщина, протащил повозку с дровами пожилой работник. Все они почтительно здоровались с хозяйкой. Впереди обычный день. Большинство людей давно на полях. За табаком глаз да глаз нужен, а то сорняк все задушит. Тяжелая, грязная, унылая работа, но без нее немыслимо собрать приличный урожай.

Табак был на плантации основной доходной культурой, но далеко не единственной. Здесь возделывали и кукурузу, и пшеницу, и кормовые травы, и овощи, и лен. Вовсю трудились лесорубы и плотники, скотоводы и охотники. У самой воды жили рыбаки, которые обеспечивали поместье свежим угрем, раками и прочей вкуснотой. Излишки рыбы не пропадали: женщины солили ее, сушили. Часть улова в таком виде продавали. Исправно действовала молочная ферма, овчарня, небольшой ткацкий и кирпичный цеха.

Бесс знала и любила эту жизнь на плантации. Ее не интересовали, как отца, безбрежные моря и далекие страны. Здесь она была счастлива, здесь, в этом краю полноводных рек и щедрой земли, где жили ее предки и где будут жить ее дети и внуки.

— Мне бы только продержаться, — вслух подумала Бесс, подходя к дверям сарая.

При виде ее стражник оживился. Он был вооружен мушкетом, на поясе у него висел большой охотничий нож.

— Мы с него глаз не сводим, мисс Бесс, — заверил он ее. — С тех пор как его притащили, он и не шелохнулся.

— Смотрите не зевайте, — одобрительно кивая, сказала Бесс. — Говорят, в Англии Кинкейд убил трех солдат-охранников.

— Слушаюсь, мэм. Пусть только пальцем меня тронет — и пожалеет об этом.

В конюшне все стойла сейчас были пусты, кроме одного, где находилась чалая кобылка, у которой было повреждено копыто. Животное приветливо фыркнуло, когда Бесс проходила мимо. Девушка не поленилась дать ей горсть овса. Лошадь качала поедать его прямо с ладони; ее мягкие губы приятно щекотали кожу.

— Хорошая девочка. Ешь, ешь. Хорошая. Умница, Дженни, — ласково приговаривала Бесс, похлопывая кобылку по загривку. — Мы тебя быстро поставим на ноги, не бойся.

Она поцеловала Дженни в бархатистую морду. Лошади всегда были страстью Бесс. Совсем еще крошкой научилась она ездить верхом. Заслуга деда! Если девчушка не скакала верхом, значит, возилась в конюшне, одновременно и мешая, и помогая конюхам. А иногда просто сидела рядом с какой-нибудь кобылкой и тихо рассказывала ей о чем-то.

Попрощавшись со страдалицей Дженни, Бесс подошла к «камере». Шотландец ничком лежал на чистом тюфяке. Казалось, он был без сознания. Бесс болезненно сморщилась, увидев его спину. Сейчас она выглядела даже хуже, чем сразу после порки. Запекшаяся кровь чернела на длинных рваных ранах, бурые пятна покрывали грубую ткань его брюк. В одном месте, на плече, плеть рассекла тело почти до кости.

«Господи, помилуй, — мелькнуло у Бесс, — ведь это все я…»