Золотой омут - [30]

— Смык, да он, видимо, язык проглотил, — осклабился Трюфель.

— Да, проглотил. Ну ничего, новый отрастет, если надо будет. Я тебе, парень, вот что скажу. Тут у нас таких мудаков, которые ни за что ни про что женщин избивают, не любят. Очень не любят. Слабого не тронь! Вот первый закон. Я прав, Чайковский?

— Прав, прав, — подтвердил тот.

— Вот видишь, — сказал Смык. — А еще зря ты, парень, обидел следака. Молчал, не отвечал на его вопросы, — с укоризной обратился Смык к Вадиму. — А ведь он тебя по делу спрашивал. Ты, чмо, такого хорошего человека обидел. Зачем следаку несознанку устроил? Вместо того чтобы честно, как мужик, рассказать, что да как, вилял, молчал, вот как сейчас.

— Я ему сказал, что буду отвечать только в присутствии своего адвоката.

Все захохотали.

— Ты гляди-ка, адвоката захотел! Тебе что тут, Америка?

— Адвоката, говоришь? И только поэтому ты не доставил человеку удовольствие?

— Да, — ответил Вадим.

— Ну что же. Может, тогда доставишь удовольствие мне? — Вадим с непониманием посмотрел на Смыка. Тот начал расстегивать «молнию» на джинсах. — На колени вставай, так удобнее работать…

До Вадима дошел смысл происходящего. Он с ужасом и отчаянием смотрел на Смыка.

— …А наш Адвокат тебе поможет. Давай, Адвокат, действуй, — произнес Смык, удобнее располагаясь на шконке и с улыбкой глядя на Вадима.

Пятый заключенный — Адвокат — подскочил к Лучинину и коротко, но сильно ударил его в живот. На мгновение у Вадима перехватило дыхание, и он согнулся пополам. Следующий удар Адвокат нанес Вадиму по правой почке. Вадим сделал пару непроизвольных шагов и ухватился за стол.

— Смотри, Смык, как он от тебя тащится, — захихикал Трюфель и снял полотенце с банки. — Чифирь уже готов.

— Разливай. А ты давай сюда этого чмошника, — распорядился Смык.

Адвокат сделал шаг к Вадиму. Из последних сил Вадим ухватил стоявшую на столе банку и, не обращая внимания на боль от ожога, изо всех сил швырнул ее в Смыка.

Банка ударилась в стену над головой Смыка. Кипяток и заварка залили амбала, его голову, грудь, плечи и джинсы. Смык дико заорал. Адвокат с силой ударил Вадима, и тот отлетел к двери.

На вопли Смыка тут же явились охранники.

— Что здесь происходит? — спросил один из контролеров.

— Новенький буянит. Смыка кипятком обварил, — ответил Трюфель. — Врача бы.

— Подождет до утра. Сейчас врача нет.

— Так ожог у человека! — взвизгнул Трюфель.

— Ничего, потерпит, — жестко сказал контролер, — а если совсем худо будет, народное средство примените.

— Это какое? — поинтересовался Смык.

— А поссыте на него, и все, — хохотнул контролер. — В войну так спасали танкистов, которые из горящих танков выбирались.

— Так то танкисты, — заметил Чайковский.

— Да, Смык не танкист, он уголовник обычный. Так что советую применить метод. Действует безотказно. А если сами не сможете, нас позовете. Мы больному завсегда помочь готовы.

Контролеры захохотали. А Смыку было не до смеха, мало того что болели обожженные места, так еще впереди маячила перспектива своеобразного «лечения».

— Ну ладно, шутки в сторону. А тебя, — охранник шагнул в камеру и с усилием поднял Вадима с пола, — в карцер — за нарушение режима.

Охранник вытащил Вадима в коридор. Второй охранник закрыл дверь в камеру. Затем они вдвоем уволокли Лучинина в карцер и бросили его на бетонный пол.

13

Панорама вечерней Москвы, открывшаяся с университетской площадки на Воробьевых горах, поразила Гордеева своей мощью и красотой. Он никогда не был на этой площадке в сумерках, да еще осенью. Дождь кончился, сильный ветер разогнал тучи, и Москва предстала во всем великолепии. Золото церковных куполов и золото увядающей листвы деревьев сверкали в лучах заходящего солнца. Но еще больше впечатлило Гордеева, когда наползающие сумерки начали стремительно поглощать город и Москва полыхнула морем зажигающихся в домах и на улицах огней.

Юрий Петрович простоял на площадке достаточно долго, чтобы продрогнуть от резкого и холодного ветра. Только когда зубы стали предательски стучать от холода, Гордеев повернулся спиной к городу и быстро, чтобы согреться, направился к своей машине.

Гордеев проходил мимо дорожки, ведущей к центральному входу, когда его ослепила фарами подъехавшая машина. Гордеев прикрыл глаза ладонью и шагнул в сторону. Из темноты его окликнули.

— Гордеев! Юрка! Ты? — Из остановившейся машины вылез какой-то мужчина и направился к Гордееву. — Не может быть!

Когда мужчина подошел ближе, Гордееву показалось, что он его знает.

— Да. Я Гордеев. Что вам надо?

— Чертяка ушастый, не узнал меня, значит. Ну ты даешь…

Серега! — Гордеев кинулся к мужчине. Чертякой его звал только один человек. Юрий Петрович сразу вспомнил и воинскую службу, и своего армейского корефана Сергея Шикалова. — Серега! Узнаешь тебя в темноте! Да и больше одиннадцати лет прошло. Изменился!

Они обнялись.

— Да и ты тоже!

— Ну так… годы идут все-таки…

— Ты здесь откуда?

— Да в университете по делам был.

— А я как раз здесь работаю.

— Профессором, что ли? Вроде не похож. Ученые в камуфляже у нас пока не ходят.

Серега был одет в полувоенную форму.

— Ну это только пока. А я здесь в службе безопасности работаю. Охранниками руковожу. Сегодня как раз моя смена.