Золотой дикобраз - [126]

Анна-Мария не сделала ни малейшей попытки помочь Людовику. Вся одеревенелая, несдавшаяся, она приникла к нему, положив голову на плечо. Конечно, если бы она ехала на своем коне, то было бы быстрее, но Людовик предпочел, чтобы она была с ним.

Все ее сознание переполняло возмущение. Еще бы, какое унижение, какое насилие учинили над ней. Однако тело ее в этот самый момент нашептывало совсем о другом. Она прислонилась к нему настолько близко, что могла чувствовать каждый его вздох, и невероятное блаженство медленно начало подкрадываться к ней, окутывать ее, смирять ее гнев. «У тебя еще будет время, много времени, чтобы сердиться, — шептал невидимый голос. — А это единственные мгновения в твоей жизни быть с ним так близко. Больше такое не повторится. Возьми же сейчас то, что можешь, и забудь о том, что грядет».

Одна ее рука была теперь свободной, и она покоилась на спине Людовика. В принципе эта рука могла сражаться, сопротивляться, но она оставалась неподвижной в надежде, что он вообще ее не заметит.

Они скакали молча, не очень быстро. Темное пространство по обе стороны дороги иногда высвечивалось огоньками редких постоялых дворов. Порой низкий голос Дюрана сзади в нескольких словах указывал дорогу или предупреждал о чем-то. Затем снова наступала тишина. Издалека было слышно мычание коров и блеяние овец, да то и дело перебегали дорогу какие-то юркие зверьки.

Останавливались они лишь однажды, чтобы пересесть на свежих коней. Прошло уже два часа, и скоро должны были начаться предместья Шатобриана. Людовик пропустил группу вперед, а сам притормозил своего коня и подал голос.

— Скоро последняя смена лошадей. Ты предпочтешь въехать во двор замка на своем коне или…

Анна-Мария выпрямилась и умоляюще на него поглядела.

— Людовик, прошу тебя, не делай этого со мной! Ты будешь потом жалеть.

Его лицо напряглось.

— Я должен, Анна-Мария, должен! Это твое единственное спасение.

— А я не хочу спасения. Понимаешь? Не хочу. А ты? Когда тебя насильно женили, разве ты не знал, что будет потом?

— Знал, но…

— Ну а если бы ты был постарше, например, как я сейчас, ты бы тогда сдался?

Людовик молчал, нечего ему было сказать. Он знал, что без серьезной битвы его бы тогда не взяли. Она прочла его мысли и надавила сильнее.

— Ты, наверное, сейчас думаешь, что я не могу быть такой же храброй. Ошибаешься. Мы очень похожи друг на друга, ты и я. И если бы мы сражались вместе, то победили.

Лицо ее, залитое лунным светом, было совсем близко от его. Она обвила руками его шею и прижалась грудью так сильно, что жесткие пуговицы его жилета впились в них обоих. Губы их встретились в поцелуе. Это был дикий и одновременно невероятно сладостный поцелуй. Они застыли в нем, как им казалось, навеки. С трудом оторвавшись друг от друга, некоторое время они ехали молча, прижавшись щека к щеке. Людовик посмотрел вперед. Там впереди Шатобриан, там ждет король… Боже, он уже успел забыть об этом.

И теперь, когда он вспомнил, мятежный непокорный дух вновь начал просыпаться в нем. Оставаться предусмотрительным и холодным сейчас, в такой момент? Нет, это просто невозможно.

— Анна-Мария, а если я увезу тебя в Блуа?

— Да, — с надеждой проговорила она.

— Мы можем попытаться там выдержать осаду… с помощью моих друзей.

— О, Людовик, да, конечно, да!

— И Бретань останется нетронутой. Анне не нужно будет вводить туда войска. У нас будет преимущество во времени… мы сможем хорошо подготовиться, запастись продовольствием, оружием, мы запремся и не пустим ее, — Людовик засмеялся радостным смехом победителя, и она вторила ему.

Но уже в следующий момент он нахмурился.

— Но нас будет мало, гораздо меньше, шансы наши невелики, и скорее всего выстоять нам не удастся. Это будет очень трудно. И если что, знай, нам придется сложить головы.

— Лучше пусть у меня совсем не будет головы, чем склонить ее с позором, — горячо прошептала она.

Восхищение ею согрело его. За такую девушку стоит сражаться. Браку с малохольным королем она предпочитает смерть. А преданность, какая преданность! Да, с ней есть определенные шансы на победу. Людовик начал в спешке соображать. Они сейчас приближались к развилке дорог. Одна из них вела к замку Шатобриан, другая в город. Эскорт бретонцев уже миновал эту развилку и двигался к замку. Людовик крепко обнял Анну-Марию одной рукой, а другой правил конем. Когда они приблизились к развилке, он повернул коня на дорогу в город и резко пришпорил.

Животное отозвалось нервным рывком, а Людовик пригнулся и погнал его еще сильнее, стараясь уйти как можно дальше, пока Дюран и его спутники не заметили, что Людовик и их герцогиня выбрали неправильную дорогу. Некоторое время не было слышно ни звука, только тяжелое дыхание и стук лошадиных копыт. Но вскоре Людовик услышал шум погони. Еще сильнее пришпорив усталого коня, стараясь выжать из него все, он наклонился к Анне-Марии.

— Держись за меня крепче, следующий поворот наш.

Он почувствовал, как ее головка прислонилась к нему, а руки еще сильнее сжали спину. Людовик вынул левую ногу из стремени и, свесившись набок, на мгновение замедлил бег коня. Затем рывком обернул полу своего плаща вокруг Анны-Марии и вместе с ней соскользнул на землю. При этом напоследок он так пришпорил коня, что тот поскакал дальше, как угорелый.