Золотой череп. Воронка душ - [13]

— Случилось как-то нам дрейфовать у акульих островов, — заговорил капитан. — Жуткое скажу вам место, а тут ещё слух прошёл, что на самом крупном обосновались каннибалы. После шторма на корабле не осталось ни одной целой мачты, а строевой лес только на этом чёртовом острове. Решили мы тогда с ребятами наведаться к дикарям под покровом ночи. Шороху навести, запугать по возможности. А когда те разбегутся — взять то, что нам надо. Ну, сказано сделано. Пришли, как и положено, при полном параде. Ругались, дурь всячески показывали, палили куда попало, даром, что за порох не платили. Но… Говорят же: не буди лиха, пока оно тихо. Оказалось, живых там уже не было. Одна нежить белоглазая — мертвяки бездушные. Почуяли нас «отверженные» и полезли из своих хижин. Каннибалы, да ещё нежить. Что тут было!? Лучше сдохнуть от жажды на неуправляемом корабле, чем потерять душу. Бежим значит к берегу. За спиной вопли, крики. Решили лодки бросить и добираться до посудины вплавь. Плавать-то я умею, потому прыгнул не задумываясь. Остальные видать тоже, не шибко думали. До «Пьяного краба» с полверсты было, не так далеко как может показаться. Да вот закавыка дно у острова резко обрывалось, ни дать, ни взять адская бездна. Плыву это я, значит, плыву. А море такое спокойное, тишь да гладь. Лунище на небе. Светло. Где-то на острове упыри голодные завывают, рядом боцман сопит, ещё пяток моих ребят косяком волну гонят. И вот плыву я, значит, а сам радуюсь, что ноги унёс. Впереди топовый огонь сверкает, дымок над камбузом курится. И вдруг, слышу, что-то булькнуло рядом, обернулся, а боцмана нет. Ну, думаю, потонул бедолага. «Эй, ребята, — кричу я, — боцмана не видали»? А в ответ, тишина. Оглянулся через плечо, покружился волчком в воде, не видать никого, один я, как пробка болтаюсь. «Э-э-э! А дело-то нечисто! — подумал я. — Как бы старину Сликкера на этот раз морской дьявол не уволок в ад». И тут вижу, из воды выпрыгивает мой матрос, а на нём, какая-то мерзкая сволочь болтается, что твой паук, только размером с хорошего телёнка. Матрос только и успел закричать. Тварь опутала его своими щупальцами и на дно. Я хоть и тёртый калач, многое на своём веку повидал, да подыхать такой жуткой смертью, всё равно, что достаться на обед каннибалам. Припустил, значит, я, работаю всеми ластами, из последних сил к кораблю навострился. Уже слышу, как подвахтенный распоряжается ужин готовить, и такая обида меня взяла. «Неужто, не доберусь? — подумал я. — Сколько напастей пережил, а эту…» И вдруг чувствую как кто-то тащит меня под воду, за ногу, значит, схватил и поволок. Боль дикая. У спрутов присоски, как на башмаке пряжки, да все в зазубринах, кожу рвут, что шиповник. Я собрал все силы в кулак и рванул к поверхности, только и успел глотнуть воздуха, как тут же снова под воду пошёл. А спрут видать настырный попался, спеленал меня по рукам и ногам, к глотке своей тянет. Уж и не знаю, как левую клешню освободил, только чую, зверюга под мантию тянет, туда значит, где ейная пасть. Хочет мне башку клювом своим раскрошить. Я руку-то вперёд и прямо в его челюсти. От боли глаза на лоб лезут, изо рта крик рвётся. Ну, думаю, вот и пришёл тебе конец, господин хороший. И вдруг, вспоминаю, что у меня за поясом пистолет заряженный. Дотянулся я до него, курок-то у меня взведён, и, не раздумывая, пальнул. Должно быть в мозг попал. Спрут сразу же отпустил, а потом ребята багром выудили. Так и спасся.

Сликкер выставил покалеченную руку и снова пошевелил пальцами.

— И всё ж, этот морской дьявол, отгрыз от меня кусок, — засмеялся капитан. — Так и унёс мои пальцы с собой, в самую бездну, там должно быть мои пальчики и лежат до сих пор.

Сликкер удовлетворённо хмыкнул и, наблюдая за реакцией слушателей, выпятил грудь.

— Потрясающая история! — с напускным восхищением, воскликнул Всебор. — Удивительная у вас жизнь, господин Сликкер. Удивительная!

— А можно вопрос!? — Жиль робко поднял руку и с интересом посмотрел на капитана. — Разве порох в пистолете не вымок? В воде-то?

В трюме воцарилась тишина. Только слышалась возня крыс, да хруст точильщиков в деревянных переборках.

Сликкер хмуро покосился на Жиля, раздражённо фыркнул и со всего размаху треснул кулаком по столу.

— Ах, ты мерзкий, пучеглазый, зубатый крысёнышь! — брызгая слюной, зарычал старик. — Хочешь сказать, что я вру?

— Нет, нет! — Качая головой, Всебор встал между капитаном и Зубастиком. — Он глупый, совсем не понимает, о чём спрашивает. Его часто били по голове, вот он и поглупел.

— Да, да, меня часто били по голове, — от страха Жиль согнулся и прижался к спине Всебора. — Я совсем не думаю, о чём спрашиваю.

— А-а-а, то-то я смотрю вид у тебя придурашный! — Сликкер пренебрежительно сплюнул и, успокаиваясь, скривился в улыбке. — Ладно, ребятки, вы тут с бумажками маракуйте, а я что-нибудь пожрать сварганю.

Старик снова забурчал песню и принялся разводить огонь в походной печурке.

— И как это он не боится, что порох взорвётся, — зашептал Жиль. — Тут бочонков десять, не меньше.

— Помолчал бы! — шикнул Всебор. — Как бы жратва не стала единственным вознаграждением за наш труд. И всё из-за тебя!