Золотой браслет, вождь индейцев - [8]

Мак Дайармид вошел, и взор его прежде всего обратился на поднос. Он захохотал и, хлопнув дружески Жоэ по плечу, сказал:

— Ура! Цивилизация все-таки имеет в себе и кое-что хорошее. Она изобрела виски. Выпьем же за цивилизацию!

Он схватил бутылку и поднял ее вровень с глазами.

— Я, Джон Логан Мак Дайармид, наследник двух поколений вождей и состояния, которым никому постороннему не обязан, объявляю, что сегодня оказываю честь цивилизации — напиваюсь пьяным ради нее! К черту Вест-Пойнт и академию, к черту армию! Они отказались дать мне шпагу, которая могла бы им служить. Тем хуже для них. Призываю небо в свидетели! Я покажу им, нужен ли Джону Логану Мак Дайармиду диплом для того, чтобы драться! Эван Рой, голубчик, стаканчик за твое здоровье!

Он уже без церемоний подносил бутылку к губам, как вдруг Эван Рой бросился к нему и, обняв сзади, схватил за обе руки.

— Жоэ, возьми у него бутылку из рук! — скомандовал он.

Минуту спустя между двумя обнявшимися родственниками началась молчаливая, но ожесточенная борьба. Мак Дайармид пытался освободиться, наклонялся, чтобы поднять и перебросить Эвана через голову, но шотландец бесспорно был сильнее, и позиция его была выгоднее; он сжимал Дайармида точно тисками, упираясь коленом в спину, он кружил вместе с ним, но не выпускал его из рук.

Мак Дайармид тщетно пытался стряхнуть с себя противника, грозил задушить его, но все усилия и угрозы были напрасны.

Между тем, Жоэ, не теряя времени, убрал бутылки в буфет, запер его и ключ положил в карман.

— Теперь, мистер Рой, вы можете его отпустить, опасаться нечего.

Эван навалился всею тяжестью и, быстро отпустив руки, так сильно толкнул Мак Дайармида, что тот упал плашмя на ковер. Рой встал подле него, а Жоэ благоразумно скрылся.

Наступила гробовая тишина. Мак Дайармид, ошеломленный падением, оставался неподвижен; Эван Рой тяжело переводил дух. Но вдруг побежденный точно осознал свое унижение: черты лица его исказились, дикий огонь загорелся в глазах, и одним движением, доказывавшим изумительную способность к гимнастическим упражнениям, он вскочил на ноги.

Без слов, бледный как полотно, он ринулся к столу, чтобы схватить оружие.

Но Эван Рой с ловкостью леопарда опередил его и своей огромной ладонью отбросил в другой конец комнаты ружье и револьвер.

Мак Дайармид не произнес ни слова, но глаза его метали молнии.

Эван Рой смотрел на него молча. Гнев горца сменился выражением необыкновенной нежности. Дабы явственнее выказать эту нежность, он прибегнул к присущей шотландцам манере объясняться.

— Нет стыда для львенка, если его укротит старый лев, готовый всю кровь до последней капли отдать за того же львенка, потому что видит в нем главу рода. Если Мак Дайармид раздражен против своего благодетеля, против того, кто научил его владеть оружием… тогда это очень просто: пусть он отомстит.

И с этими словами Эван расстегнул жилет и, обнажив грудь, подал молодому человеку шотландский кинжал.

Рука Мак Дайармида сжала рукоятку кинжала. Он смотрел на спокойно стоявшего перед ним Эвана Роя.

— Коли! — крикнул Эван. — Глава рода имеет право жизни и смерти над членами своего рода!

Молодой человек выпрямился; все тело его нервически дрожало. Он колебался. Наконец, бросив кинжал, он глубоко вздохнул.

— Нет мужчины, которому я уступил бы, но ты, Эван Рой, для меня не мужчина. Дай мне стакан виски. Уверяю тебя, что мне это не принесет вреда.

— Нет, я не дам виски, — ответил решительно шотландец. — В роду твоего отца умеют пить и не терять рассудка, но в тебе много от матери, а люди ее племени никогда не могли оставаться джентльменами в обществе бутылки.

— Да, но я обещаю тебе не пить лишнего, — протестовал молодой человек.

— Слыхали мы эту песню. Ведь вот точно такие же обещания давал Большой Орел, обращаясь к твоему отцу, когда мы вели с ним торговлю мехами. А как выпьет, бывало, так за лишний стакан виски готов отдать своих жен, детей, оружие, лошадей, — одним словом, все! Что же сталось с этим грозным вождем, знаменитым военачальником?.. Он умер как собака в бедном шалаше, всеми брошенный, и никто не пожалел его… кроме дочери, сделавшейся впоследствии почтенной супругой Мак Дайармида…

— И моей уважаемой матерью, — с живостью сказал молодой человек. — Не забывай этого, Эван Рой! Вы так гордитесь нашей европейской кровью, что кровь индейца не ставите ни во что. А между тем, дом, землю, состояние, — разве не от племени моей матери я все это получил?.. Разве не индейцы отдавали все эти сокровища в обмен на яд, которым наделял их мой отец? За бочонок виски давали от двухсот до трехсот буйволовых шкур, и тот, кого ты называешь главою дворянского рода, для них был не что иное как разоритель и торгаш. Я повторяю: все, что находится здесь, досталось мне от матери, и если проклятие моего племени тяготеет надо мною — я тоже буду пить… Жоэ, виски!..

Голос его принял какое-то особенное дикое выражение и гулко раздался по безмолвному дому.

Жоэ и не думал идти на грозный зов, но тут послышалось шуршание шелкового платья, и на пороге появилась прелестная девушка.

— Милый брат, наконец ты здесь! — воскликнула она, бросаясь на шею Мак Дайармиду.