Золотое руно - [20]

— Не хотите ли побеседовать? Не хотите. Ну ладно, я поговорю и один. Вы, надеюсь, не забыли, что через час — два возобновится небольшая операция. Впрочем, у вас есть возможность сделать для турецкой армии то, что вы собирались сделать для французской

Бросить монету решкой, а не орлом. А немного сраму — это же ерунда, поверьте.

— Вы, стало быть, об этом уже получили представление, — ответил Монтестрюк.

— А, вы заговорили… Тем лучше. Диалог всегда веселее монолога.

Брикетайль поудобнее расположился на соломе.

— Что же, поговорим о зигзагах судьбы. Вы уже не раз держали меня в своих руках, но выпускали на волю. Теперь я повторяю первую часть этой истории, но позвольте мне её не продолжать, как вы. вас не научили пользоваться моментом, и в этом наши различия с вами. Вообще то я вас понимаю: вы молоды, а приходится лишаться не только прекрасной и богатой невесты (Шиврю своего не упустит), но и жизни.

При имени Шиврю Югэ вздрогнул.

— Вам не нравится ваш соперник? Но у вас есть средство его опередить. Это доносительство — и вы возвращаетесь к Монлюсон свободным человеком. Захотите стать пашой — примите их веру. Отдадите мадемуазель Монлюсон султану — вы можете надеяться на все.

При этих словах Монтестрюк с отвращением отвернулся к стене.

— Молчание — знак согласия, говорят все. Я же толкую пословицу наоборот, как знак отказа. Тогда вспомним о нашем нетерпеливом друге Кьюперли. Ему, кажется, понравились вчерашние капли. Если заставить его ждать, он может сильно обидеться. Надо срочно ехать к нему.

Великий визирь уже ждал их на вчерашнем месте, вкушая варенье.

— Молодой человек не виноват, что опоздал, — произнес Брикетайль. — На минуту его посетил было добрый ангел, но потом опять взяли верх дурные инстинкты. Надеюсь, что, подвергнув его новому испытанию, можно открыть его душу раскаянию. Тем самым — по новой вере — мы совершим богоугодное дело. Ибо наш Бог всемилостив и и прощает раскаявшуюся душу даже самого закоренелого преступника.

Монтестрюк с презрением посмотрел на своего врага, сплюнул в его сторону, и отвернулся. Великий визирь с любопытством воззрился на Брикетайля. Тот весь побелел от злости.

— По нашей вере нераскаявшегося преступника ждет ад, — произнес он зловеще. — Но зачем тратить время на ожидания? Ад можно сделать и на земле…

Началось повторение вчерашнего процесса — капли воды снова стали падать с тяжелым стуком не голову Монтестрюка.

В это время в палатку вошел араб и с ним молодой невольник в белой одежде и с укрытым вуалью лицом. Араб подошел к визирю, в то время как невольник, словно в изнеможении, прислонился к столбу шатра.

— Ты кто? — спросил визирь.

— Узнаешь, когда мы останемся одни, — ответил Кадур, делая знак в сторону Брикетайля.

— Ты знаешь, что если кто меня беспокоит понапрасну, тот недолго этому радуется? — спросил визирь.

— Знаю.

Тут Брикетайль, вместо того, чтобы выйти, подошел к визирю.

— Берегись, — проговорил он быстро, обращаясь к нему, — ты их не знаешь. Может, они подосланы, чтобы убить тебя.

Кадур спокойно вынул из-за пояса саблю и пистолеты и бросил их на пол.

— Я безоружен, — пояснил он, а ты, великий визирь, если не выслушаешь меня, то в ближайшей битве об этом пожалеешь.

Тем временем капли капали, молодой невольник дрожал всем телом, а Монтестрюк впился жадным взглядом в Кадура, уже не чувствуя боли.

— А тот кто? — закричал Брикетайль, указывая на невольника. — Он, может, и есть убийца!

— Ребенок, — спокойно произнес Кадур, откидывая рукав одежды невольника и обнажая маленькую нежную руку.

Брикетайль, сердито ворча, неохотно вышел из шатра.

— Говори же, — обратился визирь к Кадуру.

— Я только что приехал из лагеря неверных, — ответил Кадур. — Если ты отдашь мне этого человека, — указал он на Югэ, — сообщу тебе сведения об их силах.

— Подлец! — воскликнул Монтестрюк.

— А зачем он тебе? — спросил Кадура Ахмет.

— Я его ненавижу. Он унизил меня, заставил бить палками. А я сын шейха. Посмотри, у меня следы ударов на спине.

И он показал визирю следы, полученные им когда-то от щедрого на удары маркиза Сент-Эллиса.

— Лжец! — прокричал Югэ.

— Но это не все, — продолжал Кадур. — Есть между нами женщина, за которую я отдам жизнь — да нет, совершу любое преступление.

— Я такую знал, — подтвердил Кьюперли глухим голосом.

— Но она не должна принадлежать ему. Отдай мне его, и я вырву у него сердце из груди.

Неистовство овладело Кадуром; его глаза сверкали, как молния.

— Итак, ты хочешь сообщить мне военные секреты? — спросил Ахмет Кадура.

— Да, их батареи, места расположения, редуты, где стоит конница, откуда надо напасть на них, броды…

— А знаешь ли ты, — спросил Ахмет, — что я могу узнать от тебя любую информацию, ничего тебе за неё не давая?

— Как?

— У меня, видишь ли, есть опытный исполнитель. Ему нужен лишь знак, и ты останешься без головы, если не захочешь открыть мне свои секреты.

Кьюперли хлопнул трижды в ладоши. Вошел турок в красной одежде, с саблей за поясом. Визирь указал ему на Кадура.

— Если он не заговорит, при первом моем ударе в ладоши вынимай саблю, при втором — руби голову.

Кадур стал на колени. Не дрогнув мускулом, он смотрел прямо в лицо Ахмету.