Золотое побережье - [154]

Остались две штуки. Джим едет в Тастин и стирает в порошок внутренности еще двух контор по торговле недвижимостью.

Теперь – все, одни пустые ящики. Он выкидывает их прямо на полотно санта-анской трассы, смотрит, как испуганно тормозят идущие сзади машины. Снова в Тастин. У Джима перехватывает в горле, он дышит какими-то неровными, истерическими всхлипами. Редхиллский молл словно смеется над всеми его стараниями – даже когда он выходит из машины и начинает швырять булыжниками в окна. Стекла крепкие, закаленные, так что камни со звоном отскакивают и падают на землю. И никуда ОкО не денется, тут не поможет идиотский вандализм, даже сходить с ума – и то бесполезно. Он везде, он заполняет собой все реальности, даже – бредовые. Особенно – бредовые. Бежать некуда.

Вне себя от ярости и отвращения, Джим едет домой. Квартира вызывает у него приступ бешенства, он бросается к книжному стеллажу, наклоняет его и роняет, с непонятным наслаждением наблюдая, как разлетается вдребезги проигрыватель. Он начинает пинать книги, но вскоре бросает это малопроизводительное занятие и подходит к компьютеру. Сильный удар левой, и экран расшиблен вдребезги. Костяшки пальцев – тоже.

– Придурок сраный.

Приходится сбегать на кухню за сковородкой. Хряп! Хряп! Хряп! С этим покончено. Теперь – так называемое творчество. Вместе с каждой дискетой уходит в небытие больше тысячи страниц никому не нужных писаний – и слава Богу. Ящики, забитые распечатками; ну, этого хозяйства не так-то много, да и разобраться с ним просто – порвать на четвертушки и разбросать по комнате. Что еще? Компакт-диски? Сковородкой их. Разнести все эти винегретные симфонии в пластиковые ошметки. Вот теперь они перемешались действительно случайным образом, апогей творческого метода. Что еще осталось? Набросок, подаренный Ханой, – пополам его. Наклейки с апельсиновых ящиков – в клочья. Постепенно комната приобретает вполне пристойный вид. Что дальше?

Теперь – в спальню. Сперва – видеосистема, побросать все камеры на пол и расшибить вдребезги. Покончив с этим делом, Джим подпрыгивает, хватает одну из больших томасовских карт за край; длинный сухой треск, и округ Ориндж раздирается пополам, сверху донизу. Та же участь постигает и остальные карты, в конце концов Джим сидит посреди кучи бумажного хлама и остервенело рвет его на мелкие клочья. По щекам его катятся крупные слезы.

Звук подъехавшей машины. Остановилась прямо перед домом. Полиция? Артур со своими дружками? Охваченный нерассуждающей паникой, Джим открывает узкое окошко спальни и кое-как протискивается наружу, в заставленный мусорными баками двор. Мелькает неожиданная мысль – а вдруг компания Артура решила устроить в его квартире погром? В наказание за предательство. Джим сгибается пополам от хохота – да уж, удивятся ребята, так удивятся. Качаясь и спотыкаясь, истерически хихикая и непрерывно ощущая тяжелый ком в желудке, он все дальше углубляется в проулки между домами…

В таком муравейнике оторваться от преследования – плевое дело. «Это в каких же коробках мы живем! – думает Джим. – Коробки и коробочки! Вот и Проспект, теперь они в жизнь меня не найдут». Полицейские машины, одна за другой, мчатся в Тастин, к местам сегодняшних ночных происшествий. Что, беспокойная выпала смена? Джима охватывает почти непреодолимое желание выбежать на улицу и закричать: «Я, это я сделал! Это я сделал!» Он даже выходит на мостовую, но затем в ужасе отскакивает, прячется в густую тень. Его бьет крупная, неудержимая дрожь. А что там делают эти пешие, без машины, люди? Это странно, ненормально, нужно бежать. К «шевроле» своему лучше и не приближаться, общественный транспорт свелся почти к нулю еще до его рождения, на своих двоих далеко не уйдешь. Коротко хохотнув, Джим пробует остановить попутку. Вскоре он бросает бесполезное занятие, ни одна машина не останавливается, да и не остановится – кто же это в наше время берет пассажиров? Да и куда, собственно, ему ехать? Неспешной рысцой Джим добегает до Семнадцатой улицы, у него начинает сбиваться дыхание. Теперь в Тастин, потом Ньюпорт, потом Редхилл. Время от времени он подбирает увесистые камни и швыряет ими в окна встречающихся по пути риэлторских контор. Совсем уже готовый повторить тот же номер с каким-то банком, он вспоминает об охранных системах. Сколько их стронуто за последние часы? Десятка два, не меньше. А что, если в этот самый момент компьютеры отслеживают его путь, предсказывают его беспомощные метания?

Проезжающие мимо люди оборачиваются, пешеход – это подозрительно. Нужна машина. Без машины ты прикован к месту, беззащитен. И куда теперь деваться? Неужели я действительно здесь, действительно совершил все эти дикие поступки? Неужели и вправду попал в такое дикое положение? Джим подбирает ржавый колпак от автомобильного колеса, запускает им в витрину «Джека-ин-де-бокс». Красиво летел; к сожалению, витрина не раскололась, а только треснула. Но это – все равно что разворошить осиное гнездо; на улицу вываливается толпа продавцов и покупателей, заметив Джима, они бросаются его ловить. Джим ныряет в ближайший проход между многоквартирными домами, начинает петлять в путанице дворов и закоулков. Спотыкается о велосипед, поднимает его – с твердым намерением украсть: какое ни есть, а все же транспортное средство – и туг же бросает, встретив укоризненный взгляд приклеенного к рулю Микки-Мауса.