Золотое Дѣло - [2]

— У швейцарцев есть один страх, — терпеливо поучал его отец, — они боятся влаги, поэтому…

Отец мастерил специальные прокладки из прорезиненных ниток и взамен износившихся, аккуратно вставлял их в паз между корпусом и крышкой. Он был настоящим знатоком наручных часов и мастером своего дела. Однажды, Захар был свидетелем разговора, между отцом и заместителя начальника местной милиции Василием Цыбуленко, который уже не в первый раз, приносил в ремонт свои наградные, карманные часы:

— Послушайте, Буцыленко, умолял его отец, открывая воронённую «луковицу», ради Бога, перестаньте заводить их до упора!

На внутренней, защитной крышке механизма, была пробита марка часов «Павелъ Буре, Поставщикъ Высочайшаго Двора».

— Во-первых Цыбуленко, а во-вторых, — милиционер набрал полные лёгкие воздуха, его глаза округлились и стали похожи на два циферблата, усы напряглись и замерли как стрелки, на без десяти два, — во-вторых Бог, есть пережиток, и я не дозволю…

— Не надо шуметь, уважаемый… Ведь я вам уже рекомендовал заводить часы не больше пятнадцати оборотов, — мягко продолжал отец, не обращая внимание на реплику, — поймите, что при достижении усилия больше полного завода пружины, фрикцион начинает проскальзывать по внутренней стенке барабана. Теперь посмотрите вот здесь, у вас же сплошной износ пружины. А вы крутите заводную головку, будто это уши уличных босяков…

Мастер с укором посмотрел на чекиста, тот виновато опустил глаза и усы, затем тихим голосом спросил:

— Возьмётесь, Мыхайло Давыдович? Меня же ими сам Котовский наградил! Григорий Иванович, рассказывали, что котлы у буржуя царских кровей, ещё в Крыму экспроприировали…

На тяжёлой крышке карманных часов, Захар успел прочитать глубокую гравировку: «За беспощадную борьбу с контрреволюцией. Красный командир Г.И.Котовский! 1924 г.»

— Всем по «маузеру», а мне вот котлы… — разочарованно добавил товарищ Цыбуленко.

Когда попадался сложный ремонт, к нему подключался дедушка Давид. Он ворчал, жаловался на зрение и радикулит, потом завязывал на затылке в узел длинные, светлые, едва тронутые сединой волосы и в конце концов приспосабливался у стола. Затем он приставлял часы задней крышкой к уху и долго слушал, после чего внимательно изучал механизм в увеличительный глазок, иногда что-то записывал или чертил какие-то схемки. Дед брюзжал, что лишние детали снижают надёжность, затем всегда советовался с сыном и через день-два часы уже весело тикали на полке, в ожидании своего хозяина. А дедушка прислушиваясь к равномерному ходу механизма, едва заметно кивая головой в такт хода стрелок и пряча улыбку в бороду, говорил:

— Если один умный человек, что то сконструировал, другой умный человек, всегда сможет это переконструировать!

Бывало дед, на индивидуальный заказ или для близких друзей, делал редкой красоты браслеты и ожерелья. Своеобразной чеканки и полировки золото, блестело будто было усыпано сотнями крошечных алмазных осколков. В частности он собенно гордился парой обручальных колец, которые изготовил для глазного хирурга профессора Кальфы и его невесты, приехавших к деду в артель из самой Одессы. Они сняли два люкса в гостинице «Рояль» и жили там неделю, пока ювелир не закончил работу. В пятницу вечером, чтобы поглазеть на знаменитого хирурга и его красавицу невесту, у синагоги собрался весь город. Получив кольца, Кальфа с невестой счастливо отбыли обратно в Одессу, а извозчики ещё долго болтали, что профессор отвалил Давиду за кольца, пять с половиной косарей.

Одним из любимых занятия Захара, было листать старый дедушкин альбом. Мальчик выл очарован рисунками, каждая следующая страница открывала для него новый мир. Здесь были затейливые узоры и причудливые надписи странными буквами, фрагменты домов и эскизы целых зданий, экзотические фрукты и необыкновенная одежда, старинное оружие и диковинная посуда. Отдельная часть альбома выла посвящена хитроумным формулам и записям. Иногда дед садился рядом с внуком, тогда каждый рисунок или иллюстрация превращались в захватывающую историю.

Днём в лавку приходила мама. Она приносила обед — обязательно горячий куриный суп или бульон, компот — летом из ягод, зимой из сухофруктов, домашнее ванильное печенье. Обедали прямо в лавке, дед упрямо твердил, что для хорошей репутации фирмы, хозяин неизменно должен находится в мастерской. Если во время обеда, в лавку заходили посетители, их всегда приглашали к столу. Однажды в «Золотое Дѣло» зашёл управляющий обувной фабрики «Большевичка», розовый, как окорок, товарищ Опанасенко. Он был одет в застиранную косоворотку, расшитую замысловатыми узорами и кепку-восьмиклинку, чудом державшуюся на его выбритом до блеска затылке. От него тёрпко пахло резиновым клеем и английской ваксой. На ладони управляющего, лежали два золотых, обручальных кольца, он любовался ими и цокая языком приговаривал:

— Отличная робота, товарищ Пандир, — обратился он к деду, — вот теперь моя Любаня будет довольна… Блестят красиво и похожи друг с дужкой, как две капли горилки! Ну да…

Опанасенко рассчитался с дедом за работу, но почему-то не уходил, переминался с ноги на ногу у двери.