Золото скифов - [4]
– Но зато из золота!
– Это да. Здоровенная чаша – и, говорят, красивая! – согласился Петя, и все Гавриловы задумались. Все-таки здорово, когда у тебя через стену, всего в каких-то нескольких шагах, стоит золотая чаша.
Краеведческий музей располагался в особняке, который до революции принадлежал богатому доктору. Парадные двери особняка выходили на центральную улицу города. У дома было два входа – один утопленный, с лесенкой, а другой выступающий – и декоративные балконы с кованой решеткой. На крыше же зубцы – как у крепостной стены.
Со стороны переулка доктор пристроил вплотную к дому три невзрачных флигеля буквой П, разбил их на отдельные закуточки каждый со своим крохотным садиком и сдавал внаем. Видимо, идея понастроить много-много каморок и пускать курортников была не так уж нова. Предприимчивые доктора конца девятнадцатого – начала двадцатого века вполне уже ее освоили. После революции дом у доктора отобрали и каждая каморка стала отдельной городской квартирой.
Прежний дом Гавриловых, который они снимали, находился в другой части города, у вокзала. Однако сейчас туда на полтора месяца приехал сам хозяин с внучкой, ее мужем и правнучкой, и Гавриловы на время уступили дом ему.
– Он заметит, что у него в подвале стало меньше банок с вареньем! – страдала Алёна.
– Скорее уж он заметит, что мы пробили в стене еще одно окно. И установили на втором этаже шкаф размером с нашу Вселенную в первые секунды после Большого взрыва. И сломали три стула, и лампу оторвали, и много чего еще, – сказала Катя.
Мама Аня опасалась не столько самого старичка, которого считала добрым, сколько его беспокойной внучки. Внучка у старичка была очень правильная. Например, если в пособии по уходу за детьми было написано, что ребенок не должен проводить на открытом солнце больше двух минут, то после третьей минуты юная мама вызывала «Скорую». Если на нос младенцу садился комар, то он был обязательно малярийный. Его убивали всей семьей и тащили в платную лабораторию, откуда неделю спустя приходил утешительный ответ, что комар не опасен. Правда, к тому времени о комаре уже забывали, потому что обычно успевало произойти что-нибудь новенькое, столь же роковое.
– Ничего! Я такая же была с Петей! Это от обилия сил! К пятому младенцу она будет застирывать штаны прямо на детях и сушить их феном, – говорила мама Аня. Остаться под одной крышей с внучкой старичка она все же не решилась, хотя та и предлагала. Выгоднее было не отскребывать позолоту от иллюзий, что Гавриловы люди приличные. Приличными же все люди бывают только на приличном расстоянии. Поэтому папа Гаврилов был отправлен снимать временное жилье и снял его в курортной зоне в бывшем доме доктора. Теперешнее жилище Гавриловых состояло из двух смежных комнат и кухни. Между комнатами была старинная маленькая печка с закрашенной дверцей. Отопление было газовое, и печку в последние сорок лет явно не топили, но Гавриловым ужасно хотелось растопить ее хотя бы разик и посмотреть, что будет. Правда, папа Гаврилов опасался, что ничего хорошего, потому что труба могла забиться или сама печь растрескаться. Мало ли что происходит с печами за полвека бездействия.
Еще был крохотный садик, в котором стоял деревянный стол, обитый линолеумом.
В двух комнатах и кухне Гавриловым, привыкшим к простору большого дома, было, конечно, тесно. Кровати нашлись только для Вики, Алёны и Кати. Папа, Саша и Костя спали на огромном матрасе прямо на полу. Днем требовалось постоянно оберегать этот матрас от Алёны, которая скакала на нем как белка, поднимая притаившуюся в недрах матраса древнюю пыль.
Мама с Ритой спали на английской раскладной кровати начала двадцатого века, которая очень скрипела. Кроме скрипа у раскладушки было еще одно невероятное свойство: она складывалась сама собой, а вот чтобы разложить ее, требовались совместные усилия папы и Пети. Порой ночью раздавался щелчок как от винтовочного затвора, а потом тихий голос мамы: «Ой!» Это означало, что раскладушка сейчас опять покажет маме и Рите, как пишется английская буква Z.
Алёна спала на кухонном уголке, положив ноги на табуретку, а рядом, под столом, помещались клетки с ее животными. Тут были и крыс Шварц со всеми своими женами, и кролик Чудик, и шиншиллы. В аквариуме же на окне плавала красноухая черепаха Мафия.
Пете места уже не хватило. Поначалу он пытался спать на полу, затем на двух сдвинутых письменных столах, но ему не понравилось, и он перебрался на улицу, повесив между деревьями гамак.
В промежутках между санаториями начали встречаться магазины. При виде магазинов младшая часть семейства Гавриловых оживилась и затянула любимую песенку «Купи, купи, купи, купи!». Они могли тянуть ее часами, особенно Рита.
Даже Алёна поддалась общему настроению и начала требовать молочный шоколад с трубочкой.
– Кому? – спросил папа.
– Мне, себе, Алёне, – скороговоркой пояснила Алёна, чтобы папа сбился со счета и выдал на троих. Бывали случаи, когда папа слушал рассеянно и это прокатывало.
Навстречу им по набережной двигалась экскурсия. Впереди группы бежала бодрая дама. За ней разбредшимся стадом плелись дети. Все они были одеты по-своему, но с одинаковыми желтыми платками на шее, что означало их принадлежность к одному лагерю. Костя и Рита намертво вцепились в папу. Костя даже зажмурился. Он опасался групп школьников. Петя как-то сказал ему, что в детские лагеря захватывают всех детей подряд и что если вожатый успеет повязать на шею ребенку платок, то это всё, финал. Потом уже не отпустят.
