Золото Монтесумы - [87]

L — U — P — (?)

Я вытащила из кармана пачку цветастых евро и просунула их в окошко.

— Три билета на Венецию, пожалуйста, — решительно сказала я.

Экспресс, оставив позади Рим, мчался через северные регионы Италии к Венеции. За грязным окном вагона появлялись и пропадали из поля зрения домики фермеров и пастбища с мирно пасущимися коровками. Как только мы заняли свои места, Эрик уснул непробудным сном, вцепившись в меня холодными пальцами. Иоланда некоторое время машинально таскала из пакетика подслащенный анис и выпила несколько крохотных чашечек кофе эспрессо, бесплатно предоставляемых железнодорожной компанией, и время от времени клевала носом.

Я заплакала и убежала в туалет, где меня вырвало. Я мучилась, пока сестра не сунула мне в руки дневник Софии, приказав:

— Прекрати реветь и отвлекись. Этим ты ему не поможешь.

Я заставила себя последовать ее совету и несколько часов заглушала свою тревогу, читая те места в дневнике Софии, где описывалась ее жизнь в Венеции. Это занятие прервал внезапно осветившийся дисплей мобильника. Я решила воспользоваться тем, что Иоланда и Эрик дремлют, укрывшись одеялами, чтобы ознакомиться с обширной корреспонденцией, поступившей ко мне за последние совершенно безумные часы.

У меня оказалось два комплекта сообщений. Первые были от моей матери, но я была так поглощена более поздними, что даже не просмотрела мамины. Хотя ее эсэмэски напоминали египетские иероглифы, я легко их расшифровала и только теперь поняла, какой ошибкой было оставить их без внимания.

«Срочно позвони, как дела?»

«Безобразница, перезвони, я тревожусь».

«Лола, я тревожусь».

«Лола, бессовестная, перезвони».

«Лола, ты сводишь меня с ума».

«Дорогая, мы летим. Где встретимся? В Риме?»

«Рим или Венеция?» — много раз.

«Ладно, мы летим в Венецию».

«Мы уже в Венеции».

«Мы на площади Св. Марка».

«Лола, ждем твоего звонка, обнимаем, целуем, мама и папа».

Я убрала эти восклицания с дисплея, решив, что перезвоню маме чуть позднее.

Но другие послания я не могла проигнорировать. Еще в больнице я начала переписываться с сеньором Сото-Реладой. Я писала ему серьезно даже после того, как узнала, кто он такой. Когда раньше я пыталась довести до сведения Эрика и Иоланды сводящие с ума разоблачения Сото-Релады, они не желали меня слушать. Но сейчас я пришла к выводу, что это даже к лучшему: не стоит спешить знакомить их с моей перепиской. И я не публикую здесь большую ее часть только потому, что по характеру я человек весьма щепетильный, хотя в состоянии горячки после отравления белладонной вполне могла бы ответить ему оскорбительной бранью.

Его последнего сообщения было достаточно: «Л, я в вагоне 4».

Стараясь не потревожить спящих родственников, я встала и крадучись проскользнула через вагон.

Добравшись до четвертого вагона, я принялась внимательно рассматривать пассажиров. В ближайшем ко мне ряду расположились шестеро мужчин, пятеро из них были одеты в одинаковые серые костюмы, слегка оживляемые яркими галстуками, их пиджаки болтались на спинках кресел. Услышав, как хлопнула дверь за моей спиной, они все похватали мобильники и раскрыли дорогие на вид ноутбуки, сделав вид, что с головой ушли в работу.

Шестой мужчина был в красной бейсболке, в черной куртке, рядом на свободном сиденье лежал его большой рюкзак. Он резко отличался от остальных — зато очень походил на меня.

Я несколько минут молча смотрела на него, затем сказала:

— Здравствуйте, сеньор Сото-Релада.

Он ответил мне доброй улыбкой.

— Ну же, ангел мой, смелее. Называй меня…

Я подняла руку:

— Не надо, молчите.

— Зови меня папой, — упрямо проговорил Томас де ла Роса.

Глава 41

Мы мчались мимо зеленых полей и изредка встречавшихся деревенек. Томас де ла Роса снял свою красную бейсболку и заменил ее черным стетсоном с залихватски заломленными полями.

Я покачала головой:

— Нет, лучше я буду называть вас…

Он весело усмехнулся.

— Кажется, вы представляете, как я могла бы вас назвать! И эти слова отнюдь не были бы анаграммой.

Он (Сэм Сото-Релада — Томас де ла Роса) сцепил пальцы за головой.

— Ты была не первой женщиной, задавшей мне столько проблем. Но все равно я очень рад, что ты не привела сюда Ио, потому что тогда у нас здесь состоялась бы милая встреча родственников и весь этот состав взлетел бы на воздух! Хотя и ты вовсе не такая тихоня, как я думал. Я сужу по твоим последним сообщениям. Ну, выкладывай! Тебе нужно научиться сдерживать свой темперамент, Лола. Впрочем, думаю, это не так-то просто, ведь ты наполовину Санчес.

Его длинные черные волосы свисали за плечами, и я видела татуировку из красно-синих змей, обвивших его шею. Золотые серьги в форме колец ярко сверкали на фоне его кирпично-красной кожи, улыбка обнажала ослепительно белые зубы. Он поднял руку — большую, широкую ладонь с длинными красивыми пальцами — и небрежно взмахнул ею, как будто отгонял надоедливую собаку, когда протянул слово «Санчес». Я вспомнила, как в Сиене, на Пьяцца-дель-Кампо эта самая рука слегка сжала мои пальцы. И еще мне вдруг вспомнился благообразный ученый с очками в серебряной оправе, с бронзовой лупой, говоривший на языке образованного итальянца, бестолково бродивший по трапезной во дворце Медичи-Риккарди и каким-то образом стащивший у Марко пистолет.