Золото мое - [26]

— А почему бы нет? — приветливо продолжал Риго — в жизни не видел такого навязчивого человека! — Сегодня ты мне поможешь, завтра — я тебе… Все по-христиански, по-дружески.

Странное дело: вроде бы не говорил он ничего особенного, все хорошее и понятное, учтивым тоном, только Гийому чем дальше, тем сильнее казалось — тот над ним издевается.

— Чего тебе надобно? — не выдержал он, наконец взглядывая ему в глаза. Глаза у Ригаута на золотистом от заката лице были темные-темные, узкие, как щелочки, а улыбка стала еще шире — хотя, казалось бы, шире уже некуда. Так, наверное, улыбаются крокодилы, подумал Гийом, хотя ни одного крокодила в жизни не видел. Только слышал байки о них — огромные желтые тинистые змеи на кривых лапах, живут в речках дальше к югу, очень любят есть людей, но когда съедают — устыжаются и начинают прегорестно плакать крупными слезами…

Риго нимало не смутился его взгляду, поймал его своими глазами и держал так долго, словно притягивая подойти ближе.

— Как это — чего надобно? Я по дружбе зашел. Я-то уже со всем на сегодня закончил, коней обиходил и своего накормил — сеньора, то есть, Эскота — вот и захотелось просто посидеть, поболтать с кем-нибудь… Может, чего-нибудь вкусного выпить.

Жонглерским волшебным жестом он извлек из рукава круглобокую кожаную флажку и пару раз ею заговорщицки встряхнул. Гийомов рот разом наполнился слюной — неведомое чувство разом сказало ему, что налитое там внутри — густое, слабо разбавленное, сладкое. Но он только замотал головой, как святой Антоний, отвергающий искушение:

— Не, благодарствую. Не хочется вином наливаться. Почему бы вам, мессен, не пойти еще к кому-нибудь, к англичанам, например — у них там чуть ли не каждый вечер пьют, и музыканты какие-то… Даже отсюда слышно.

— Англича-ане. Ну их вообще. Я с тобой хотел поделиться… Как-никак, мы люди одного языка, Гилельм.

Золотое искушение — искушение языком — оказалось очень сильным. Гийом даже не предполагал, что это может иметь над ним такую власть. Язык, не тот, что у франков, а наш, которым говорили в Иерусалиме, в Триполи, которым говорит король Ришар… Сидеть рядом и говорить на нем. Читать на нем стихи, рассказывать всю свою жизнь, рассказывать все, что угодно — просто наслаждаясь медом его звучания…

Но лучше с кем-нибудь другим, не с этим человеком. В Риго было что-то явственно не так, хотя Гийом с его коротким разумом никак не мог докопаться — что именно.

— Не… Некогда. Мне до заката еще доспех чинить… и вообще… Скоро мессир Алендрок придет.

Отгородившись именем страшного франка, как щитом, он принялся мешать черпаком в котелке, отскребая пригорающую крупу от стенок. Щеки его горели от жара огня, так что белый крестик опять проступил следом от птичьей лапки. Риго пристально смотрел на этот крестик, насмешливо отмечая что-то про себя. «Иерусалимский откупник». Всем известно, что это за клеймо.

— Эх, — Риго встал, разочарованно потянулся — так что было слышно, как сладко хрустнули у него позвонки. — Ну ладно. Значит, в следующий раз. Коль скоро ты своему сеньору так верен… во всех отношениях… Но надо же иногда и отдыхать. Получать хоть какое-нибудь удовольствие.

— Ты… о чем? — с противным сосущим ощущением в сердце Гийом поднял голову. Он сидел на корточках у огня, с ломаным хворостом в руках; коленки его в растянутых грязноватых шоссах торчали, как лапы у комара.

— А то ты не знаешь, — улыбаясь, как искушение святого Антония, тот смотрел на него через дым; понятно, зачем все время встряхивать головой, если волосы такой неудобной длины: ранее короткая стрижка еще не настолько отросла, чтобы челка заправлялась за уши. Черный, тонкий и красивый, Риго вызывал легкое отвращение. Он в самом деле походил на небольшого ловкого нечистого.

— Слушай, Гилельм, неужели тебе в самом деле нравится твой… франк? Он же старый, и такой мужлан на вид. Или ты его до себя допускаешь из соображений… вассальной верности? А может, он тебя заставляет?

Гийома затошнило. Что-то новое, розоватое и гадкое начало заливать ему глаза — и он очень удивился бы, узнай он, что это ярость. Вот Алендрок ее сразу бы распознал.

А для его оруженосца ярость была таким новым чувством, что он даже слегка потерял голос.

— Не злись, — примирительно посоветовал его черный невысокий враг по ту сторону костра. — Я же не собираюсь никому доносить. Кто знает такие штуки, тот и сам все поймет, а до остальных какое нам с тобой дело? Я же к тебе по дружбе пришел.

— Дружбе? — выдавил Гийом, руки которого так тряслись от гнева, что почти весь хворост рассыпался по земле. Он рывком встал в рост — и едва не упал, потому что ноги, оказывается, затекли и покалывали под коленями холодными иголочками.

— Дружбе. — Риго сделал движение в его сторону, совсем маленькое, даже не шаг, но лицо его странным образом приблизилось, Гийом различал каждую морщинку смеха, лучом прочерченную к виску, каждую темную веснушку на скулах. — У нас с тобой куда больше общего, Гилельм. Нам может быть вместе очень здорово. Я тоже молодой, и не урод, и куртуазное обращение знаю… Как человек того же языка.

Терпение Гийома кончилось почему-то именно при звуке собственного имени. Тайного и настоящего имени на настоящем языке, которым его называл… Человек из тех, кого надо бы вешать.