Золото Маккенны - [44]

Брюер, вожак калифорнийской старательной экспедиции, моментально предложил Эдамсу двадцать пять процентов всего найденного ими золота, если он согласится снабдить их лошадьми. А поскольку грузоперевозки Эдамса прикрылись, они ударили по рукам. Двадцать один человек с двенадцатью конями с Кривоухом во главе отправились на поиски каньона Дель-Оро, то есть Золотого Каньона, который с тех самых пор так и называли все белые.

Здесь Пелон вновь прервался, чтобы спросить Маль-и-пай насчет еды. Получив ответ, что кусок холодного мяса уже разогревается, а вода для кофе вот-вот закипит, он успокоился и, вытянув из кармана еще одну сигару, вернулся к повествованию.

В поход вышли двадцатого августа. В тех землях, которые им предстояло пересечь, не жил ни один белый переселенец. Кривоух, которому были обещаны две лошади вместо одной, а также ружье, седло, амуниция и два пятидесятидолларовых самородка, сообщил им, что до того места, откуда откроется вид на Сно-та-эй, восемь дней пути. А от той точки — четыре или пять дней до последнего лагеря, который будет разбит у самого входа в каньон.

Пелон выдул вверх облачко дыма и сказал, что Маккенна, наверно, уже понял, что разговоры насчет восьми дней от деревушки пима до наблюдательного пункта, с которого, якобы, будет виден Сно-та-эй, был обыкновенной брехней мексиканца, которому просто хотелось подстраховаться, чтобы не потерять работодателей и обещанной платы. Ни одной экспедиции лишь частично снабженной лошадями, в столь короткий срок не добраться до того места, откуда до Сно-та-эй будет всего пять дней хода. Все это ерунда: они-то с Маккенной хорошо знают истинные расстояния в этой стране.

Маккенна не возражал.

Путешествие, продолжил вожак шайки, прошло нормально, и вот компания достигла наблюдательного пункта, расположенного высоко на гребне холма между двумя горами. Оттуда хорошо просматривались две «сахарные головы» — пики, отмечающие вход в Сно-та-эй-Лос дос пилоннилос. Но когда Кривоух вместе с Эдамсом и Брюером поднялся на седловину, белым стало не по себе. Указав на «головы», проводник сказал, что каньон лежит между ними. На это Брюер в ярости заорал, что до них не меньше двухсот миль. Мексиканец сразу же залопотал, что, мол, говорил о шести, может быть, о десяти днях пути до них. В любом случае они слишком далеко забрались в Апачленд, и уже не могли возвратиться, — мексиканец завел их далеко за точку возможного возврата. Для этого потребовалась бы еда для них и для их лошадей, а ее у них осталось с гулькин нос. К тому же хитрый Кривоух сообщил, что в Сно-та-эй золото в ручье размером с крупный желудь, а выше по руслу в маточной породе, не прикрытой землей, попадаются, просто обломки золотых глыб размером с индюшачье яйцо и больше. Этого белые, конечно, вынести не могли. Теперь их вел не мексиканец, а подгоняла золотая лихорадка.

Счет дням был потерян. Земля, по которой шли старатели, оказалась ужасной. Тропу пересекали каньоны и ущелья. Белые запутались и не знали, куда двигаются. Даже Эдамс, который неплохо ориентировался в Аризоне, был смущен: это Белые Горы? А может нет? Сколько потоков после Джила-Ривер они пересекли, два или больше? А второй был рекой Сан-Франциско, уходящей в мексиканскую пустыню? Эдамс не знал. Он хотел, как и каждый из их компании, потихоньку запомнить дорогу и, избавившись от своих товарищей, как-нибудь вернуться в каньон. Но никто из них не знал эту местность и не смог бы вспомнить дорогу, по которой их вел Кривоух.

По индейской версии выходило, что белому отряду, типа группы Брюера-Эдамса, ни за что не пройти весь путь до Сно-та-эй меньше, чем за двенадцать конных переходов. То есть последний лагерь перед входом в Золотой Каньон Эдамс сотоварищи разбили лишь на двадцать третий или двадцать четвертый день после выхода из деревушки пима.

Белых трясло от возбуждения. Они едва не свихнулись. Лихорадка проявлялась в людях самым безобразным образом. Никто не спал и все, не смыкая глаз, следили за Кривоухом, чтобы тот не дай Бог не сбежал.

Последний день путешествия навсегда остался в памяти у всех. Каждый до мельчайших деталей запоминал подходы к Сно-та-эй, чтобы по возвращении сразу отыскать каньон. После того, как старатели покинули лагерь, дорога начала неуклонно подниматься вверх. Все выше и выше, и выше… Прошли уровень, на котором росла опунция, мимо последних москитных кустов, гнезд горных куропаток, пересекли бездонную пасть — расселины красного известняка, раскрывшуюся в невероятном зевке. Добрались до караванной тропы, отмеченной следами фургонных колес.

— Хорошенько запомните эту дорогу, — сказал Кривоух, — не забудьте. Она ведет прямо в форт. Там есть — тьенда — магазин, где вы сможете купить все, что понадобится.

Белые решили, что он подразумевает форт Уингейт, и никто не задал ни единого вопроса.

Кривоух вел отряд весь день и после наступления темноты.

Они подозревали, что он петляет и кружит нарочно, чтобы запутать их и чтобы потом никто не смог припомнить дорогу до последнего лагеря.

Костер мексиканец зажигать не разрешил. Сказал, что в течение последних трех дней «чувствует» присутствие апачей. Так как за последнее время старатели не видели ни краснокожего, ни белого, ни даже следов конских копыт, а только вымытые дождями фургонные колеи, то упоминание о страшной опасности всех сразу отрезвило. Нервы натянулись как струны.