Золото Каддафи - [41]

— Что там за документы? — почти одновременно с ним спросил Коля Проскурин, показывая на сверток.

— Сулейман говорил, что теперь мы поедем на двух машинах. То есть у нас появляется какой-то джип. Очень старый автомобиль — но вроде бы на ходу. А еще говорил про какие-то пустые бочки, про какие-то украшения… — Оболенский взял в руки сверток и начал разматывать грубую ткань: — Ого, нет, ну надо же! Все-таки у него получилось.

Сверху в свертке лежали четыре паспорта.

— Синьор Джованни Ортолани, — торжественно, хотя и вполголоса, провозгласил Оболенский, — гражданин солнечной Италии…

Он осмотрел всех собравшихся долгим взглядом и остановился на Иванове:

— Это будешь, наверное, ты. Поздравляю!

— Спасибо. — Иванов сразу принялся изучать документ.

— Синьор Себастьяно Маринео… — продолжил Оболенский. — Прошу!

— Ага, — поблагодарил переводчика Карцев. — Слушай, но тут фотография не моя?

— А откуда тут взяться твоей фотографии? — вполне резонно парировал Оболенский.

— Почему я тогда Маринео?

— Потому что на Ортолани ты не похож абсолютно.

— А на этого типа я похож, что ли?

— Ну, в какой-то степени, — пожал плечами Оболенский.

— Ладно тебе, Петрович, выделываться, — посмотрел через плечо приятеля Проскурин. — Думаю, что для местных арабов мы все, европейцы, на одно лицо. Как китайцы для нас.

— Да уж, будем надеяться, — недоверчиво покачал головой Иванов.

— Николай, — обратился к Проскурину переводчик. — Николай, ну, а мы с тобой теперь получаемся египтянами.

И действительно, два других удостоверения личности выглядели по-другому, чем итальянские паспорта.

— Египтянами? — отчего-то обиделся Николай.

— В общем, это логично, по-моему. Я могу как-никак говорить по-арабски. А у тебя все-таки волосы черные, да и нос…

— Чего это — мой нос?

— Длинный нос, — с серьезным видом подтвердил Карцев. — Просто, прямо египетский…

— Нормальный у меня нос!

— К тому же других вариантов пока не предвидится, — подвел итог острой дискуссии Оболенский, протягивая Николаю последний из паспортов.

— Да ты чего, Коля? Ты чего? — похлопал Карцев приятеля по плечу. — Радоваться надо, что тебе египтянином надо быть, а не египтянкой, к примеру. Хотя, наверное, хиджаб[15] к твоему небритому личику вряд ли подойдет. Разве что паранджа…

— Между прочим, паранджа — это вовсе не то, что ты думаешь, — заметил Оболенский. — Не надо путать ее с никабом. А паранджа — такое широкое одеяние с длинными рукавами, которое накидывается на голову и закрывает всю фигуру от макушки до пят.

— Понял, профессор, — развел руками Карцев. — А вот, кстати, местная женщина тут заходила, еду принесла. Обратили внимание?

— Ну допустим.

— Да я читал где-то, что в некоторых слаборазвитых племенах существует обычай, чтобы хозяин дорогим гостям предоставлял свою жену на ночь… Не слышали? Здесь, в Сахаре, случайно такое не практикуется?

— Нет, не слышал.

— Слушай, Петрович, имейте же совесть, — попросил Иванов. — А то, что ни разговор, на любую тему — так ты все равно, в конце концов, его на баб переведешь.

— Нет, командир, я ведь просто культурой народов мира интересуюсь. Чисто теоретически!

— Как бы нас тут практически не поимели, — вздохнул Иванов и обратился к Оболенскому: — Ладно, это понятно — паспорта, фотографии, все такое… Но я же на итальянском языке, кроме «чао, бамбина» и «паста карбонара», ни слова не знаю.

— Арабы здесь тоже, как правило, по-итальянски не очень разговаривают, — успокоил его Оболенский. — Но вот для этого у иностранных специалистов и есть переводчик. В моем лице.

— Авантюра, — позволил себе оценить положение дел Иванов.

— Да кто бы спорил? — Вообще-то, на протяжении тридцати лет, до середины Второй мировой войны, большая часть Ливии была именно итальянской колонией. Поэтому Оболенский опять занялся содержимым тряпичного свертка: — Так, вот оно… да, точно, все правильно.

Он аккуратно, один за другим, выложил на ковер несколько листов бумаги с отпечатанным на компьютере текстом. Некоторые из документов оказались на арабском языке, некоторые, как можно было догадаться, — на итальянском. При этом каждый из них украшали печати с гербом Джамахирии, а также стилизованное изображение некоего странного существа.

— Это что еще за чудо?

— Логотип итальянской компании Eni S. p. A., — пояснил Оболенский, пробегаясь глазами по строчкам арабского перевода. — Шестиногая огнедышащая собака.

— Прости, Господи… — перекрестился Иванов.

— Число шесть, по официальной версии, символизирует объединение четырёх колес автомобиля с двумя ногам водителя. Так сказать, пламенный союз человека и техники… Прекрасно! Вон, даже собственноручные подписи главного управляющего господина Скарони имеются.

— Извините, профессор, за беспокойство, — очень вкрадчиво подал голос Проскурин. — Я надеюсь, мы вам не очень мешаем?

— А то вы тут сами с собой тихо радуетесь чему-то… — поддержал его Карцев.

— Может быть, все же следует поделиться своими открытиями с народом?

Оболенский сделал вид, что не на шутку задумался:

— Да, пожалуй. Попробую объяснить кое-что для неподготовленной аудитории…

//- * * * — //

У каждого большого начальника есть свой начальник, который еще больше.