Золото Дюка - [46]

Она улыбнулась, и это добавило красоты и тепла моменту встречи.

– Я рада, – сказала Леона. – Если бы я знала о вас раньше, я очень гордилась бы этим.

Они пожали руки друг другу, но обошлись без сентиментальных поцелуев или слез. Лишь прямой взгляд одинаковых глаз – молодых и старых.

– Ну вот, я сказал главное, позволь мне рассказать тебе остальное.

И сэр Уильям поведал ей следующее.

Несколько недель назад его вызвали в бристольскую больницу для встречи с пожилой женщиной по ее настоятельной просьбе. Ее звали Сара Корт. Она послала ему кольцо, и он понял, что это очень важно, потому что это фамильное кольцо принадлежало его умершему сыну Родерику. Он немедленно отправился в больницу и там узнал, что драгоценность оказалась у бедняжки вскоре после смерти последней его владелицы – танцовщицы, которая умерла, дав, жизнь ребенку, дочери. Это кольцо было подарком ее любовника, Родерика, который был с ней в одной труппе и который был уже убит к моменту рождения ребенка. Сара Корт была наперсницей молодой матери и поклялась сэру Уильяму, что родившаяся девочка – дочь его сына. Она также призналась, что отнесла ребенка в Келин Вудс и подбросила к дому Дарков. Труппа бедствовала, объяснила она, и ребенок был для них обузой. После этого сэр Уильям посоветовался с адвокатами и поручил им разыскать внучку.

Именно тогда Леона и получила письмо.

Взгляд старика не отрывался от лица Леоны. Она сидела очень спокойно, не выдавая своих чувств. Но, когда рассказ был окончен, она с нежностью сказала:

– Спасибо. Я рада, что вы разыскали меня.

– И я тоже, дорогая. Я не знал, чего мне ожидать, но, как только ты вошла, сразу же понял, что ты моя внучка, дочь моего непутевого сына. Возможно, – он улыбнулся, – Родерик был и не таким уж непутевым, раз родилась ты. Мне только что пришло в голову... – Он замолчал.

– Да?

– Хорошо, если бы ты хоть недолго пожила со мной...

– Но у меня семья, – быстро сказала Леона. – Муж, сын и скоро еще один ребенок появится на свет. Это очень любезно с вашей стороны, сэр... я хотела сказать, дедушка, но мы сельские жители, у нас много хлопот по хозяйству, да и Сол – это мой сын – женился недавно. В связи с этим у нас есть проблемы, которые нужно решить. Я имею в виду не деньги.

Леона замолчала, понимая, что, как ни чудесно было узнать о ее настоящих родителях, жизнь Дюка и ее, Сола и Арабеллы не может идти так же, как жизнь сэра Уильяма.

– Ничего, ничего, не беспокойся! Я все понимаю. Но ты приедешь в гости?

– Конечно.

– И не откладывай визит слишком надолго, ведь я стар. Я не очень богатый человек, как я уже говорил, но все, что останется после меня, будет твоим. Твой сын, что он делает? Кто он?

– О, он многим занимается, – с гордостью ответила Леона, – шахтер, фермер, но больше всего художник: он вырезает фигурки, животных, странных существ. Даже американцы покупают их.

– Американцы? Пф! К чему заботиться о янки, когда вокруг полно добрых англичан? О, прости меня, я, должно быть, ограниченный человек, но когда всю жизнь проводишь в армии, то становишься нетерпимым.

Когда они расставались, каждый из них понимал, что они, хотя стали богаче, обретя друг друга, никогда не смогут сойтись по-настоящему.

И это последнее предположение было верным.

Спустя месяц сэр Уильям Уингрейн был обнаружен мирно отдыхающим в своем кресле под каштаном в саду. Запах роз витал в спокойном воздухе. Пенсне было водружено на нос, одна рука отдыхала на бумагах, которые лежали на коленях. На губах старика застыла улыбка, как будто он думал о чем-то, что доставляло ему удовольствие. Но он был мертв, мертв уже на протяжении часа.

17

Леона решила ничего пока не говорить Солу. Сол, думала она, мучаясь противоречиями, будет ошеломлен таким поворотом судьбы. У него и так достаточно проблем с Арабеллой и с работой.

Погода переменилась, небо почти все время было затянуто грозовыми облаками. Усиливающийся ветер разбивал громадные волны о скалы. Реки и ручьи словно вздулись. Что-то дикое и упрямое просыпалось в Руперте в такие моменты, вот и в тот день во внезапном порыве неповиновения стихии он оседлал свою кобылу и поехал к скалам, впервые в жизни чувствуя себя стражем собственной территории. Конюх, старый и сварливый человек, который служил в доме еще при сэре Джеральде, сделал попытку остановить его.

– Это небезопасно, сэр. И нет смысла рисковать собой и хорошей лошадью. Земля около Келина ненадежна, как вам известно. Я помню время...

Руперт презрительно фыркнул.

– Перестань болтать вздор, старик! Я знаю, что делаю, Фернгейт – моя земля, моя собственность, и у меня есть право и обязанность посмотреть, что происходит. Я здесь хозяин, не забывай этого, я – сэр Руперт Куртни!

Он вскочил на лошадь, пустил ее в галоп и поскакал к берегу. Старый конюх проводил его тревожным взглядом.

– Как будто сошел с ума, – сказал он позже в кухне горничной. – Чем он кончит, один Бог знает. Хорошо, что его младшая сестра отсюда уехала. Эта ночь будет плохой для Фернгейта, попомните мои слова.

Служанка съёжилась от страха, услышав раскаты грома за окном. Окна дребезжали от диких порывов ветра, а где-то в северном крыле здания послышался шум осыпающихся кирпичей с полуразрушенной трубы. Оулесвик, укрепленный стараниями Дюка, стоял прочно, хотя недостроенное крыло нового дома слегка пострадало. Но Фернгейт, за которым давно никто не следил, сотрясало до основания, а когда волны смыли часть земли с Келина, что вызвало оползень, полкрыла большого дома смыло в море. Руперт в это время как раз подъезжал к дому. Вдруг он почувствовал движение почвы. Внезапно земля разверзлась прямо перед ним, он сделал последнюю попытку спастись, вонзив шпоры в бока лошади.