Золото для Агаты - [26]

Наверное, я не особенно старалась привлечь внимание к своей персоне, потому что Золотухин не обернулся. Он был занят своими делами. Когда я зашла, он снимал халат. Белая хлопковая ткань соскользнула с плеч, он поймал ее на уровне запястья, осторожно стаскивая рукава с манжет шелковой рубашки. Затем стал методично сворачивать халат и укладывать его в пакет. Я помялась. Мне напомнить, точнее, сообщить, о своем присутствии, или просто наблюдать? Что-то пританцовывало в груди. Как это классно смотрелось. Видимо, почувствовав мой наслаждающийся взгляд, он повернул голову. В глазах только на миг мелькнуло удивление и тут же погасло. Он вообще производил впечатление толстокожего слона, непробиваемого ничем. Он мог спокойно сидеть на паре, окруженный орущими студентами и спокойно к этому относиться. Возможно, отключал звук в слуховом аппарате и мечтал о домашнем уюте, котлетках по-киевски и диване. Хотя я могу быть и неправа. Закрытый человек, мало ли, что у него в голове! Я замечала, что он много наблюдает. Смотрит на студентов, о чем-то размышляет и почти не озвучивает свои выводы.

Я так и стояла с приоткрытыми губами, восторженными глазами, с примесью непонятной мне самой страсти и фанатизма и чуть сведенными ногами.

— Вы что-то хотели?

Мое чувство самоконтроля итак весело на волоске от смерти. Я представляла, как после халата на пол полетит рубашка, его выглаженные черные брюки, моя нежно-розовая блузка и серая юбка. Мне ужасно захотелось закрутить на палец игриво сделанный подростковый хвостик. Но это ушло на периферию, когда я услышала его голос, такой чувственный даже сейчас…

Разум долго боролся за власть с эмоциями. Однако они всегда выигрывали, было в них нечто такое, чего не понять холодной и расчетливой логике. Кашу, конечно, потом разгребать последней, но кого это волнует? Если совсем образно, то сейчас сердце нахально столкнуло с коня мозг, запрыгнуло туда и шпорами ударило по бокам лошади.

Золотухин чуть приподнял брови, пытаясь понять, в состоянии ли я адекватно контактировать с окружающим миром. Мои ватные ноги получили хорошего пинка от сердца — теперь оно управляло всеми нервами организма. Я сделала пару широких шагов, пересекая комнату. Он не двигался, просто с легким удивлением смотрел на меня. Руки взметнулись вверх, я с легким ударом прильнула к нему, оплела руками шею и почти вслепую нашла губы. В мозг ударила вспышка, все засветилось, как на плохо сделанной фотографии. Золотухин отшатнулся, совершенно ничего не понимая. На поцелуй он, естественно, ответить не мог, так как находился в состоянии шока. Он запутался в моих ногах, приобнял меня за талию, чтобы не упасть. Однако попытка не удалась. Еще шаг назад, мы повалились на диван, он сел, мне вновь перемешало все в голове. Я отодвинула голову, взглянула в его округлившиеся лазурные глаза и поцеловала еще раз мягкие, несопротивляющиеся губы. Моего веса хватило, чтобы завалить его на диван на спину, да еще и в очень неудобное положение. Мой локоть застрял между его телом и спинкой дивана, одно колено зафиксировалось примерно там же, а второе — между его бедер — опасное положение. Я прижала одну из его рук, она осталась на мне, а вторая легла на спину, причем никак не могла найти удобного положения. Когда я заканчивала поцелуй, мне показалось, что его губы все-таки сомкнулись, толи, желая ответить, толи, наоборот закрывая мне дорогу. Я закрыла глаза и выдохнула. Мне так хотелось почувствовать, что ему так же хорошо, как и мне, что еще немного, и все пойдет по накатанной. Я мечтала ощутить его желание стать моим, правда, колено не самая чувствительная часть тела. Пока я парила на облаках, он попытался ухватиться рукой за стоящий рядом стол:

— Что это? — Сдавленно проговорил он, тщетно пытаясь приподняться. Я словно закрыла его в бутылке и сейчас была пробкой. — Прекратите, прошу вас!

Я посмотрела ему в лицо и испугалась. Испугалась, прежде всего, его страха. Он смотрел на меня и не узнавал ту девочку, что была такой милой и тихой на парах, а теперь лежала на нем, требуя ответных ласк. Мозг постарался потеснить эмоции. Я часто дышала, не зная, что мне теперь делать. Мне хотелось вновь поцеловать его.

— Я… я не могу… — почти со слезами выдохнула я, сознание возвращалось. Я начинала понимать, в какую авантюру только что вляпалась.

— Можете! — Уверенно, без злости сказал он. Таким тоном можно даже верблюда убедить в том, что он бабочка!

Я сжала губы и уперто покачала головой, слезы выступали на глазах. Нужно было подумать о последствиях. Если я сейчас встану, он уйдет, нам в лучшем случае сменят препода, а в худшем я буду остаток года сидеть дома, мечтая получить возможность поступить хотя бы в колледж. Не просить же помощи у отца!

— Я обещаю, мы поговорим! — Я вновь взглянула в его лицо, он кивнул глазами, и я поверила. Случайно дернула ногой, он напрягся. — Прошу вас, осторожнее.

Я медленно выбиралась, поднимаясь, меня колотило, я была готова расплакаться. Мое воображение явно не такую концовку горизонтали рисовало. Я отошла, поправляя юбку и стараясь больше не смотреть на преподавателя. Меня бросило в жар, затошнило, стало стыдно. Я облизнула губы и только тогда ощутила на них сладковатый вкус. Михаил Иванович медленно поднялся, секунду посидел и встал на ноги. Он пошел к двери, чуть не доведя меня этим до истерики, закрыл ее и вернулся ко мне, облокотившись на один из столов. Сначала Золотухин скрестил руки на груди, потом передумал, опустил, уперся ими в стол. Ему было некомфортно и непривычно в подобном положении.