Золотая змея. Голодные собаки - [72]

Мрачная слава окружала Ущелье, к нему тянулись кровавые следы. Народная молва всегда называла братьев по фамилии, обоих вместе, и слово «Селедоны» гремело в округе, как залп из винчестеров.

* * *

Тощего не отпустили и назавтра, и долго еще не отпускали.

— Думаешь, удерет? — спросил Хулиан.

И Блас ответил:

— А что ж? Собаки всегда норовят вернуться домой. Этот, наверное, никогда не плавал, а четыре реки переплывет. Упорные твари…

Вот почему Хулиан еще раз проверил, крепко ли завязана веревка. Потом он повел Тощего к реке, не снимая петли, погнал купаться вместе с Дружком. Пленнику стало немного легче — как мы уже говорили, он очень страдал с непривычки и от нестерпимой жары. Раньше он жил в горах и не знал, как жарко в долине. Привязанный к подпорке, он, что называется, ловил мух, а скоро и впрямь заметил, что большие синие мухи вьются над его раной. Заметил это и Хулиан.

— Видишь, — сказал он брату, — мухи тут как тут, запустим, так и черви заведутся.

И он залил открытую рану какой-то жгучей черной жидкостью.

Тощий чувствовал, что этот упрямый, беспощадный, умный человек умеет быть и другом. Он подолгу сидел около пса, похлопывая его по спине, приносил им с Дружком еду в большой раковине. Дружок был хорошим товарищем — он не спеша ел и, хотя был свободен, не рычал и не трогал Тощего. Хулиан говорил:

— Пускай побратаются. Когда вдвоем борешься с бедой, сил вчетверо больше.

Он тоже искал друга. Кто знает, сколько еще протянет Блас? С теми, кто угоняет скот, расправляются ножом и пулей. А нож и пуля — это смерть.

И Хулиан внимательно глядел на пса:

— Тощий, Тощенький…

Рана зажила, не болела. Тощий потолстел — его сытно кормили юккой и копченым мясом. Дружок привязался к нему, часто подходил и дружески обнюхивал. Глаза привыкли к зелено-серому лесу и красным пятнам скал. Шум воды и листьев уже убаюкивал — так бывает, когда к этому привыкнешь. А человек, еще вчера такой злой, ласково смотрел на него, гладил и хвалил:

— Тощий, Тощенький!..

И однажды Тощий все понял. Он вильнул хвостом и лизнул руку человеку, беспокойно и растроганно скуля. Хулиан поспешил освободить его, и Тощий, отрывисто лая, стал бегать и скакать вокруг своего вчерашнего врага. Как они оба радовались!

— Посмотри, Блас, посмотри! — кричал Хулиан.

Тощий прыгал на своего хозяина — да, теперь это был его хозяин, — а тот легонько шлепал его и ласково ругал. Ведь есть такие люди, что и бранятся и ласкают одинаково, только голос разный.

Когда человек и собака вдоволь повеселились, Тощий и Дружок вместе побежали в маленькую долину. Ее новый житель увидел огород, двух лошадей на небольшом выгоне, кактусы, лес, скалы и реку, испокон веков омывавшую эту суровую землю. Пес глотнул чистой воды, теперь он стал полноправным гражданином Ущелья. Дело в том, что в горах северного Перу — а именно там произошла наша история — повсюду есть вода, не простая, а волшебная. В Кахабамбе — это вода из Такшаны, в Уамачуко — из Птичьего потока. И всюду так. Пришелец, которому доведется испить такой воды, не вернется домой — вода приворожит его.

* * *

Тощий больше не пас овец. Ему поручили коров. Коровы попадались и сердитые и покорные, но все ленивые, они не хотели идти и дружно ополчались против лающего на них пса. Коровы не понимали языка, на котором привык объясняться Тощий. Когда он лаял им в уши, они на него кидались. Дружок терпеливо учил его. Тощего не раз бодали, пока он усвоил, что корову надо кусать сзади за ногу и тут же отскакивать, чтобы увернуться от рогов. К тому же он понял: лаять надо издалека. Когда он лаял рядом, коровы идти не хотели, раздражались и норовили боднуть. Тогда приходилось вмешиваться людям; они наводили порядок кнутом и ругали Тощего за то, что он всех задерживает. Но постепенно Тощий усвоил свои обязанности, и караван пошел быстрее. Эти люди всегда спешили.

Работа была тяжелая. Они покидали Ущелье ночью, шли дня два и подбирались к стадам обычно на рассвете. Чтобы обмануть сторожей, которых владельцы стад ставили в самых разных местах, они угоняли скот при луне или в предрассветных сумерках.

Разделить стадо коров — дело нелегкое. Отогнанные коровы так и норовят вернуться к своим. Правда, иногда удавалось угнать все стадо, но чаще уводили голов десять — двенадцать. Большое стадо идет слишком медленно, а Селедоны спешили. Едва собрав караван, они снимались с места и шли день и ночь туда, где их поджидали другие люди. По окольным дорогам, во мраке, сквозь бурю, дождь, ветер они гнали, гнали коров, не зная ни минуты отдыха…

Вначале Тощему приходилось тяжело, но постепенно он освоился. Его сердце радостно билось, когда он шел за беспокойным стадом и под ливнем, и при свете звезд, и под режущим ветром, в слепой мгле… Он любил теперь лежать рядом с Хулианом, таким теплым, сильным, и бодрствовать, насторожив уши. У хозяина было мало друзей. Кроме Мартина, у которого он провел первую ночь, Тощий познакомился с Сантосом Бакой, Венансио Кампосом и еще тремя-четырьмя людьми, жившими в горах. Пастухи братьев не выдавали, сообщали им нужные сведения, а если надо, доставали винчестеры, припрятанные среди циновок, и присоединялись к Селедонам. Познакомился он и с Элисой, хорошенькой индианкой из селения Сарун. Она жила в начале главной улицы в красно-белом домике, окруженном кустами с сочными синеватыми листьями. Иногда ночью туда приходил Хулиан, Элиса встречала его у ограды, и они болтали вполголоса. Здесь, в темноте, получал Хулиан свою долю нежности. Тощий наблюдал за дорогой, зажав в зубах веревку, которой была привязана лошадь, а та дремала, опустив голову, и маялась в ожидании, — ее хозяин возвращался на рассвете.