Золотая жила для Блина - [3]

А я работал в другом месте и сейчас их догоняю. Вот Лемехов меня и попросил…

Судя по всему, железнодорожник не особенно уважал ботаников. Но вошел в папино положение.

— Эх, ты, ботан, пестики-тычинки, угораздило же тебя! Это ж ответственность какая, — посочувствовал он. — Ладно, вези… Открывай, Маруся!

Проводница отперла дверь, и рабочие сразу же внесли ящик в вагон.

— Да, ученая бандура, — заметил железнодорожник, не подозревая, что дал штуке название.

Конечно, в будущем у нее появится другое, правильное и красивое. Но Митьке с папой понравилась «Ученая Бандура». Так ее и стали звать, иногда для краткости говоря просто «Бандура».

…А толстый на прощание дал папе ценный совет по уходу за Бандурой:

— Не забывайте сливать воду.

Купе было с мягкими диванчиками и без верхних полок. Билеты в такой вагон стоили вдвое дороже, чем в обычный. Платил за них Лемехов, думая не об удобстве папы с Митькой, а об удобстве Ученой Бандуры. Ее ящик занял все свободное пространство. Если бы Блинковы ехали в четырехместном купе, это могло не понравиться попутчикам. А главное, попутчики могли не понравиться Ученой Бандуре. Ни папа, ни сам академик не знали, как поведут себя в пути ее чуткие датчики. Не сломаются ли они от неловкого толчка или даже от сильного запаха. Поэтому ящик обходили боком, втянув живот и стараясь не дышать.

Устроив Бандуру, Блинков-младший повесил на шею полотенце и пошел умываться. Поезд набирал ход. За окнами проплывали городские дома, но выйти в Москве было уже невозможно, разве что сорвать стоп-кран. Значит, путешествие началось по-настоящему. С Линой.

Блинков-младший был одинок и свободен еще с прошлого вторника, когда засек свою Ирку в кино со спортсменом Костей по прозвищу Радистка Кэт. Теперь ничто не мешало ему бросить сердце под ноги зеленоглазой парашютистке. Правда, у Лины было два серьезных недостатка: возраст и Пашка. Подумав, Митька решил, что не так уж она безнадежна. Насчет возраста еще не доказано: Лина могла получать свою стипендию и в техникуме, а туда поступают после девятого класса. А Пашка в таком случае мог оказаться не женихом, а старшим братом.

В коридоре было пусто и удивительно тихо для мчащегося поезда. Из-под потолка дули прохладенные ветерки. За наглухо запертыми двойными рамами пронеслась загородная платформа; на ней толклись потные от жары люди. Блинков-младший прошелся из конца в конец вагона. Из-за дверей не доносилось ни звука. Вышел, дымя сигарой, старик в детских шортиках на лямках. Строго взглянул на Митьку и прошествовал в туалет с таким важным видом, как будто его там ждали с цветами и оркестром. Сразу видно, иностранец.

После старика туалет посетил, наверное, банкир в белой рубашке с коротким рукавом и при галстуке. Митьке стало неловко торчать в коридоре, он ушел к папе и взобрался с ногами на свой диванчик, оставив дверь купе приоткрытой.

— Ждешь? — подмигнул папа.

Митька независимо хмыкнул, но признался:

— Ага, жду.

— А Ира?

— Что Ира! Ира с Костиком в кино бегала, — поделился Митька.

— Со спортсменом?

— Со спортсменом, — вздохнул Митька. — «Костя мастер спё-ёрта, — передразнил он коварную Ирку. — Имею я право разок пройтись со знаменитостью, чтобы все смотрели?!» Как будто со знаменитостью не считается! Все равно что с обезьяной сфотографироваться.

— А ты как про это узнал? — спросил папа.

— Я тоже там был. С Ломакиной и Суворовой.

— А с ними не считается?

— Конечно, не считается. Трое — это компания. Втроем ходить можно. А двое — парочка!

— А ты, оказывается, человек строгих нравов, — заметил папа.

Митька заглянул ему за очки и понял: шутит. Хотя над чем тут шутить, если он, Дмитрий Олегович Блинков-младщий, и вправду такой. Предателей не терпит!.. Главное, потом Ирка с Костей уехали на мотоцикле, а во двор вернулись, только через час. Ясно: в парке целовались. Ничего, Дмитрий Олегович сразу же отомстил изменнице с Ломакиной и Суворовой. Зашел с ними в подъезд и отомстил.

— А Лина прыгает с парашютом. Со скал, с мостов и с заводских труб, — сообщил он, давая понять, что зеленоглазая — человек безусловно серьезный. Не то что Ирка.

— Ну, если с труб, тогда конечно, — поддержал его папа. — Тащи ее сюда, покажи Бандуру, расскажи про Черное Масло, что мне рассказывал.

— Думаешь, западет?

— А если не западет, играй мышцами и трави анекдоты.

Но Митька ждал напрасно. Вагон болтало на стрелках, дверь то и дело захлопывалась. Может быть, он проглядел зеленоглазую в один из таких моментов. Или она как села в соседний вагон, так в нем и осталась?

Ночью, когда поезд остановился на какой-то станции, Блинков-младший обнаружил, что Бандура в ящике тихонечко пощелкивает. Только тогда он спохватился, что на ней нет ни кнопки, ни чего-нибудь еще похожего на выключатель. Значит, Бандура была все время включена!

Папа сказал, что так и есть. Сейчас Бандура еще не вполне ученая. Она как врач, который только что изобрел градусник и не знает, какая температура нормальная для человека. Надо поставить градусник десятку здоровых людей, и тогда станет ясно, что норма — тридцать шесть и шесть, а тридцать семь — уже болезнь. Так и Бандура пока что собирает обычные данные из обычных мест: и температуру, и космические лучи, и все остальное.