Золотая тетрадь - [24]

— Но ты должен делать хоть что-нибудь! — резко выкрикнула Молли, и в голосе ее не было веселого добродушия, в нем звучал испуг.

— Но ты же не делаешь, — сказал Томми, как будто это было фактом очевидным и не нуждалось в доказательствах.

— Но ты же только что сказал, что не хочешь становиться такими, как мы.

— Не то чтобы я не хочу, но я не думаю, что могу. — Теперь Томми повернулся к отцу и принялся терпеливо тому объяснять: — Вот как обстоит дело с мамой и с Анной. Никто не говорит: «Анна Вулф — писательница» или «Молли Джейкобс — актриса», а если и говорят, то только при первом знакомстве. Они не… я хочу сказать, обе они не сводятся к тому, что делают профессионально; а если я начну работать у тебя, тогда я стану тем, кем я работаю. Разве ты этого не понимаешь?

— Честно говоря, нет.

— Я хочу сказать, что я бы лучше… — Томми запнулся и на мгновение замолчал, сомкнув губы и хмурясь. — Я думал об этом, потому что знал, что мне придется вам это объяснять. — Он произнес это терпеливо, вполне готовый дать отпор любым несправедливым притязаниям со стороны родителей. — Такие люди, как Анна, или как Молли, или же как кто-то другой им подобный, они никогда не представляют собой что-то одно. И понятно, что они могут измениться и стать чем-то другим. Я не говорю, что изменятся их характеры, но они не представляют собой какие-то застывшие формы. Понятно, что если в мире что-то случится, если произойдет какая-либо перемена, революция или что-нибудь еще… — Он на мгновение терпеливо замолчал, пережидая, пока Ричард, раздраженно и с шумом втянувший в себя воздух при слове «революция», выдохнет, а затем продолжил: — Они станут чем-то другим, если это понадобится. Но ты, папа, никогда не станешь иным. Тебе всегда придется жить так, как ты живешь сейчас. Ну, а я так не хочу, — заключил Томми, позволяя своим губам сомкнуться по завершении всех этих разъяснений.

— Ты будешь очень несчастным, — сказала Молли, почти со стоном.

— Да, это другой вопрос, — сказал Томми. — Когда мы все это обсуждали в последний раз, ты закончила разговор словами: «Ох, но ты будешь несчастен». Как будто это самое страшное. Если уж речь зашла о счастье или несчастье, то я не назвал бы тебя или Анну счастливыми людьми, но, по крайней мере, вы намного более счастливы, чем мой отец. Не говоря уж о Марион. — Последнюю фразу он произнес тихо, откровенно обвиняя своего отца.

Ричард сказал с горячностью в голосе:

— А почему ты не хочешь знать, что по этому поводу думаю я, а также Марион?

Томми продолжил, не обратив на слова отца никакого внимания:

— Я знаю: то, что я говорю, звучит, наверное, нелепо. Еще до того, как я вообще начал, я знал, что покажусь вам наивным.

— Конечно, ты наивен, — сказал Ричард.

— Ты не наивен, — сказала Анна.

— Когда мы в прошлый раз закончили наш с тобой разговор, Анна, я пришел домой и подумал: «Да, Анна, должно быть, считает, что я ужасно наивен».

— Нет, я так не подумала. Дело не в этом. Чего ты, похоже, не понимаешь, так это того, что мы хотим, чтобы у тебя все получилось лучше, чем у нас.

— А зачем это и к чему?

— Может, и мы еще можем измениться и стать лучше, — сказала Анна, уважительно апеллируя к его молодости. Различив эту нотку в своем голосе, она рассмеялась и добавила: — Боже, Томми, неужели ты не понимаешь, до какой степени строго ты нас судишь?

Впервые Томми хоть как-то показал, что и у него есть чувство юмора. Он по-настоящему, впрямую на них посмотрел, сначала на Анну, а затем на мать, и улыбнулся.

— Вы забываете, что я слушал ваши разговоры всю свою жизнь. Уж я-то вас знаю, не так ли? Я действительно считаю, что иногда вы обе ведете себя как-то по-детски, но мне это нравится больше, чем… — Он не закончил последнюю фразу и не посмотрел на своего отца.

— Очень жаль, что ты так никогда и не предоставил мне возможности высказаться, — сказал Ричард, почти что с чувством искренней жалости к себе; а Томми в ответ на это быстро и упрямо от него отстранился. Он сказал, обращаясь к Анне и к Молли:

— Я уж лучше буду неудачником, как вы, чем стану преуспевать и все такое прочее. Но я не хочу сказать, что стремлюсь стать неудачником. Люди ведь не стремятся к этому сознательно, да? Я знаю, чего я не хочу, но не знаю, чего хочу.

— У меня есть парочка практических вопросов, — сказал Ричард, пока Анна и Молли сухо обдумывали слово «неудачники», которое мальчик употребил в точно таком же значении, как это сделали бы и они. И все же ни одна из них не стала бы так определять себя саму — или, по крайней мере, не стала бы этого делать с такой готовностью и так бесповоротно.

— На что ты собираешься жить? — поинтересовался Ричард.

Молли рассердилась. Ей бы не хотелось, чтобы огонь насмешек Ричарда изгнал Томми из того безопасного убежища для размышлений, которое она ему предоставила.

Но Томми сказал:

— Если мама не против, я бы хотел немного пожить за ее счет. В конце концов, я почти ничего не трачу. Но если мне будет нужно зарабатывать деньги, я в любой момент могу стать репетитором.

— И тогда твоя жизнь, вот увидишь, станет еще более приземленной и ограниченной, чем та, которую тебе предлагаю я, — сказал Ричард.